Трава-мурава - страница 47
«СОЭ»[1]
Елка была громадная – целая ель.
Ее, должно быть, вырубили где-то в лесах Коми и сюда привезли на специальной платформе. Крепкий смолистый аромат шел от елки – в клубе было хорошо натоплено.
И пока Евгений Казимирович, задумчиво похаживая вокруг лежащей елки, с наслаждением вдыхал в себя этот живительный, полузабытый запах, крестовина-подставка – два толстых обструганных кряжа – была уже готова. Ее быстро сколотил его помощник.
Теперь надо было поднять елку, украсить – и гуляй начальство. Работенка нетрудная – ведь, как-никак, Евгений Казимирович был художником на воле.
А пока что начальника клуба нет, не мешает запастись теплом.
Они сели с Нестером – так звали его помощника – к горячей печке, закурили – добрую жменю табачку отсыпал им начальник.
– По какой статье? – спросил Евгений Казимирович.
Нестер посмотрел на него. Твердые, спокойные глаза.
– За что, говорю, сидишь?
– А вот за эти самые. – Нестер медленно выложил на колени руки. Огромные мужичьи ручищи.
– Что же натворили твои кувалды?
– Руки-то? Социально опасные.
– А если без сказок? Пришил кого-нибудь?
Нестер искоса посмотрел на Евгения Казимировича.
– Да разве я похож на тех, которые убивают?
– Понятно. Из кулаков?
– Эх вы… А еще интеллигентный человек. С образованием. Кулаков-то мой отец еще в гражданскую душил…
Евгению Казимировичу ничего не оставалось, как только пожать плечами.
И тогда, помолчав немного, Нестер начал рассказывать о себе.
Вот его история, как запомнил ее Евгений Казимирович.
Ранней весной 30-го года он со своим дружком-односельчанином возвращался из Красной Армии. Ехали на подъеме, с песнями. Славно послужили отчизне. А впереди – встречи с родными, с невестами. Одним словом, сплошные радости.
Вечером Нестер подходит к своей хате. Света в окнах нет. Никто его не встречает. Да что за чертовщина? Ведь он же писал отцу. И где собака? Почему не лает? Почему не бросается ему на грудь? Но все это еще пустяки по сравнению с тем, что он увидел в хате. Все побито, поломано, и ни единой живой души… Только кошка, когда он чиркнул спичкой, одичало метнулась за печь.
Нестер кинулся к соседу. Что случилось? Где его отец? Где мать с сестрами?
В Сибирь высланы.
Как в Сибирь? Его отец в Сибирь выслан. Краснознаменец. Из бедняков. В Гражданскую войну советскую власть тут ставил.
Нет, это ерунда какая-то. Он сейчас же пойдет в сельсовет, в город поедет.
– Да лучше бы ты не ходил, парень, – посоветовал сосед. – А то и тебя загребут. И вообще, пока не поздно, сматывайся отсюда.
Нестер, как в бреду, вышел от соседа. Неужели все это правда? Неужели и в самом деле ему надо бежать из родного села?
Около своей хаты в темноте он услыхал всхлипыванье. Подошел – Тимоха. Сидит на крылечке и плачет. Оказывается, и ему судьба припасла такой же подарочек. Оказывается, и у него семья выслана в Сибирь.
А дело, как потом узнал Нестер, было так.
Стали в селе колхоз создавать, списки утверждать на раскулачивание. Называют одну фамилию, называют другую. И вдруг отец Нестера слышит – фамилия отца Тимохи.
– Братцы, да вы что? Ведь он же со мной воевал, всю гражданскую войну вместе протрубили.
– А, так ты за кулаков? Да ты сам кулак! Вон у тебя домина под железом. А сколько ты хлеба в прошлом году на рынок вывез?
– Братцы, да ведь я же приказ советской власти исполнял. Владимир Ильич что говорил после гражданской войны? Покажите пример, сейте больше хлеба. Вот я и сеял, кормил Советскую власть, а когда надо было, защищал ее оружием.