– Память твоя осталась. И фотографии.
– А что я с этими фотографиями делать буду? А если Игорь увидит? Что я скажу? Заберите. Нет, подождите, я её нарисую, и тогда заберёте.
Рома тихо подобрался под дерево черёмухи, которое росло напротив окон. Он прекрасно понимал, что это некрасиво – подглядывать за чужим горем, но любопытство оказалось сильнее.
За столом сидела тётя Инга: лицо и уши красные, склонилась над листом бумаги и рисует, руки дрожат. Напротив сидела незнакомая старушка. То есть по одежде она была старушкой: какие-то тряпки, шаль на плечах, на голове шерстяная шапка, из-под которой топорщатся седые волосы. Кто ж в мае в шапке ходит? Было в ней что-то неправильное, она не выглядела ни сухой, ни толстой, а просто какой-то большой и тёмной, и сидела совсем не как обычные бабушки, а с прямой спиной, сжимая в руке толстую палку.
Старуха повернула голову и Роме вдруг вспомнились филины, которых он однажды видел по телевизору.
– Пора.
– Подождите пожалуйста, я почти закончила. – Тётя Инга шмыгнула носом и вытерла его пальцами, совсем как школьница.
– Носом не шмыгай. Поплакала и будет. – Старуха-филин встала из-за стола, собрала фотографии и двинулась к выходу из кухни. Тётя Инга закрыла лицо руками.
– Это вы виноваты.
Филинша остановилась и вздохнула.
– Я старая. Я свою вину двадцать лет несу и смирилась, что поделать уже ничего нельзя. Но ты-то себя зачем такой жизнью наказываешь? – Старуха обвела кухню неопределённым жестом, шаль под рукой ракрылась, словно крыло.
– Ещё одна. Мне моя жизнь нравится.
– Так нравится, что мужу про себя всю правду не рассказываешь? Думаешь, что он тебя спас, а на самом деле сдалась ты, закрылась в клетке. И не рисуешь больше. Такой талант загубила.
– Талант? – тётя Инга гневно стукнула карандашом по столу, – От этих ваших талантов одно горе! Вся эта блестящая картинка, вся эта ваша банда, эти люди, не такие как все, творческие, «талантливые», а на самом деле пустые, ненастоящие, одна обложка, а внутри ничего! Жили каждый день, как последний, в долгах, в нищете, ни о ком не заботились, ни о себе, ни о близких.
– Зато жили по-настоящему. Не как ты сейчас.
– Да я бы сдохла через пару лет от такой жизни! Или закончила, как вы. Вы же сами ничего не создали, только охотились за такими как мы, притворялись хорошенькой, а что в итоге? Ани всех вас насквозь видела, это я дура повелась, она меня вытащить хотела, спасти. За это вы её наказали.
«Мам?» это Юрка проснулся в соседней комнате. Тётя Инга встрепенулась и зашипела:
– Уходите.
– Ухожу. Звони, как соскучишься. Мужу привет.
Тётя Инга дождалась, пока филинша выйдет из кухни и откинулась на спинку стула. Она больше не плакала, а только смотрела в противоположную стену, периодически резко вдыхая и выдыхая. Громко хлопнула входная дверь.
Рома краем уха слышал, как на кухню вошёл Юрка «Мам? Кто приходил? Ты чего, мам?»
Рома не слышал, что ответила тётя Инга, да его это и не интересовало. Дождь закончился, улица была пустынна и бездвижна, только слегка покачивались листья на черёмухе.
Рома обошёл жилой дом и из-за угла увидел, как филинша выходит из подъезда. Досчитав до десяти, он двинулся за ней следом, надеясь, что в серой ночи его будет не слишком заметно.
Как он и предполагал, меж домов женщина двигалась медленно, тяжело опираясь на палку, но как только она вышла на пустырь за гаражами, где никто не мог её видеть, выпрямилась и быстро зашагала куда-то к выезду из города.
