Тремор - страница 22




− В общем, по навигатору нам ехать часа два. Доберемся за полтора.


Кирилл завел двигатель. Какое-то время он смотрел лишь на дорогу, и Таня могла рассмотреть его в зеркале.


Впервые она видела его не в кожаной куртке. Без изгибов косой челки и цепей у татуированной шеи. На нем было пальто из кашемира с высоким воротником и темно-синий шарф. Он плавно овевал его шею, спускаясь к груди. Все в нем выглядело не так, как обычно. Заостренное лицо словно принадлежало персонажу Тима Бертона, а не питерскому рок-музыканту. Точку в этом образе ставили замшевые перчатки. В них его пальцы приобретали самый аристократичный оттенок.


Всю дорогу они не включали музыку. Они говорили, говорили, но уже не о друг друге, как в переписке. За обсуждением искусства выяснилось, что у них много общего. Что оба любят кинематограф Франции, работы импрессионистов, джаз, классические романы. Таня отдавала предпочтение английской литературе, а Кирилл – американской и русской. Но они оба любили Джека Лондона, Фицджеральда, задерживали дыхание, читая «Камеру обскура», усмехались с острот Элизабет Беннет. Оказалось, «Великий Гэтсби» примерно в одно время лежал у них на прикроватных тумбочках. Это очень удивило их.


− Если честно, я редко встречаю людей, так искренне любящих классику, − призналась Таня, не отводя от Кирилла восторженного взгляда.


− Я тоже. Но, понимаешь, я читал ее не столько для удовольствия, сколько для расширения кругозора. Это необходимо творческим людям. К тому же, песни для «Бенца» в основном пишу я. Иногда еще Лео и Эм. Про Дена даже говорить не буду. Не остановлюсь, если начну.


− Но, по твоим словам, кажется, что любое действие в жизни ведет тебя к твоей мечте. Неужели ты никогда не делаешь что-то для души?


Кирилл задумчиво пожал плечами.


− Иногда бывает. Например, сейчас, − сказал он, устремив взгляд на здешние просторы.


Таня с улыбкой посмотрела туда же. На дорогу, огибающую поля, стремительно идущую вниз со склона. Там, впереди, виднелся лес. Деревья словно полыхали огнем на фоне неба с оттенком синего клейна. Искрились золотом под лучами солнца. Между их кронами виднелся краешек озера. Этот пейзаж надолго захватил внимание Тани. Природа казалась неестественно яркой, словно с наложенным фильтром. Кирилл тоже заметил это.


− Знаешь, я сейчас смотрю на этот лес и думаю, почему никогда не проезжал его раньше? Я всю жизнь живу в Питере и в первый раз еду куда-то сам в область.


− Почему так? − повернулась к нему Таня.


− Ну, казалось, что это подождет. Лес ведь никуда не денется. Как только стану популярным, можно хоть жить в него переехать. Тебе это, наверное, странно слышать, да? − добавил Кирилл, увидев задумчивое удивление во взгляде.


Таня робко пожала плечами.


− Мне кажется, это иллюзия. Твоя жизнь происходит сейчас. Ничего, в сущности, не изменится, когда ты придешь к цели.


Это была самая долгая пауза за всю дорогу. Сердце неприятно екнуло, заставив Кирилла задуматься над Таниными словами. Он хотел было ей возразить, но передумал. Не сегодня, нет. Этот день был посвящен совсем другим мыслям. Ему хотелось смотреть на мир Таниным взглядом. Таким простым и беззаботным. Все отпустить и вверить себя чему-то высшему.


Они стали говорить о картинах, музеях и необычных местах Питера. Об открытках из Зингера, экскурсиях по крышам, о том, что нужно вместе пойти в Севкабель Порт. И Кирилл смеялся вместе с ней, будто и забыв, что ему двадцать два, а не восемнадцать, что сердце уже давно тяготит тоска, и лишь лезвие его осколков позволяет хоть что-то ощутить ему. Звонкий, почти детский смех Тани поселил в него что-то по-весеннему легкое. То, что когда-то давно всегда было в нем.