– Продавщицами? – переспросила девица и закатилась долгим хриплым хохотом. – Ну, подруга, ты приколистка, с тобой ухохочешься!
Надо, блин, это запомнить – продавщицами… девкам расскажу, они тоже уржутся… Ну, мне-то все по барабану, в «Буффало» так в «Буффало», лишь бы ты у меня хлеб не отбивала… меня, кстати. Лелей зовут, а тебя?
– Катей.
– Ну, классно, Катюха! У меня была подружка, тоже Катькой звали, мы с ней на Лиговке работали.
– Кем – менеджерами по продажам?
– Ага! – Леля снова громко захохотала. – Точно, по продажам! Сами себя продавали! Ну, Катюха, с тобой, блин, реально не соскучишься! Та, подружка моя, тоже веселая была…
– А где она теперь? – поинтересовалась вежливая Катя. – Перешла на другую работу?
– На другую работу? – повторила Леля. – На какую еще, блин, работу? На «герыча» она перешла. Пока травку покуривала, как все, так и была веселая девка, а как перешла на «герыча», так быстро скопытилась. С Лиговки ее турнули, чтобы пейзаж не портила, немножко на вокзале покрутилась, а потом, как водится, передоз, бирку на палец – и на Южное…
– Что это – бирка на палец? – в ужасе спросила Катя.
– Да ты что – совсем, что ли, тупая? – Леля Опять окинула ее взглядом. – В морг когда попадешь, тебе тоже бирку на палец привяжут, прежде чем на Южное кладбище отвезти…
Катерину передернуло.
– Да что это мы все о грустном! – , опомнилась Леля. – Ты лучше скажи, подруга – у тебя травки нету?
– Ка… какой травки? – переспросила Катерина. Она помнила, что ее тетя проращивает для своего кота зерна овса и пшеницы, но вряд ли Лелю интересовала именно эта травка.
– Какой-какой, обыкновенной травки! Чтобы, блин, до утра веселее перекантоваться!
– Нет, травки нету!
– Это плохо!
Леля потрясла решетку и крикнула:
– Эй, Вовик, иди к нам, мы с Катюхой тебя пощекочем!
– Угомонись, Петухова! – подал голос полусонный милиционер. – А то я тебе еще и «хулиганку» припаяю! Статью двести сорок четвертую!
– Да ты чего, Вовик, я же по-хорошему, нам с подружкой скучно! Развлек бы девушек к обоюдному удовольствию…
– Умолкни, шалава! – донесся из угла обезьянника низкий недовольный голос. – Дай поспать!
– Поспать-поспать! – передразнила Леля. – Здесь, блин, тебе не гостиница! Дай, Ромала, травки – тогда буду тише воды ниже травы!
– Травки тебе? – снова послышалось из угла, и из вороха цветастых тряпок поднялась толстая пожилая цыганка с густыми черными усами. А перо в бок получить не хочешь?
– Да ладно тебе, Ромала, – Леля попятилась, я же только так, пошутила, блин… спи себе, коли сон идет!
– То-то! – цыганка усмехнулась, показав полный рот золотых зубов. – Знай, шалава, свое место!
Вдруг она повернулась и уставилась долгим изучающим взглядом на Катю.
– А ты, молодая, как сюда попала?
– Как попала? – обиженно отозвалась за Катю Леля. – Как все, так и она! На «воронке» привезли!
– Отвянь! – махнула рукой цыганка. – Не с тобой разговариваю! Дай руку, молодая, я тебе погадаю!
– Не слушай ее, Катюха, – проговорила Леля, она тебе такого наговорит – уши завянут!
Однако Катерина, как загипнотизированная, подошла к цыганке и послушно протянула ей раскрытую ладонь.
– Не эту, молодая, левую дай! – поправила ее цыганка и склонилась над Катиной рукой.
– Есть у тебя любимый человек, – начала она низким завораживающим голосом, – только он сейчас далеко…
– Очень далеко! – с тяжелым вздохом согласилась Катерина. – Так далеко, что просто ужас!
