– Напомни, какую монету?
– Ну, ту самую. Ты вчера про нее рассказал. – пояснил Клоп. – Может, я знаю, где ещё таких надыбать.
Клоп улыбался. Сеня сделал вид, что ничего не понимает. Дружки главаря замерли. За окном проехал грузовик. Задребезжало треснувшее стекло в окне.
– А! Понял! – со смехом сказал Арсений, разрушив наконец эту всеобщую неловкость.
Он махнул рукой и свободнее расселся на диване, далеко вытянув ноги.
– С собой такого не таскаю. Приходи в гости, посмотришь.
Взгляд бандита подёрнулся внезапной скукой.
– А куда ходил-то? – спросил он с усмешкой.
– Да я ж рисую! – ответил Сеня, с готовностью вытащил из тубуса свои работы и стал разворачивать их одну за другой.
Пособники Клопа сразу же расслабились, лица их стали тупы и скучны. Парни ушли на кухню и загремели ложками.
Когда нас отпустили и мы вернулись домой, Сеня достал монету из кроссовки. Я даже не заметил, когда он успел спрятать её под пятку.
– Я сразу понял: он постарается нас обуть, – сказал Сеня. – Как только ляпнул про монету – вот я лоханулся. Вообще, я давно от Клопа такого жду. Придурок он, гангстер хренов, – Сеня выругался. – Надо заканчивать с ним с дела.
Думаю, именно разбитое состояние моего друга, возникшее из-за того, что мы пошли на подлог, вдруг заставило его тогда так неловко проболтаться.
Весь следующий день мы провели на реке, где прыгали в холодную быструю воду с высокой бетонной дамбы. Вечером Сеня сел за телефон, достал тетрадь и стал обзванивать покупателей. Он долго говорил с каждым о самом разном: погоде, разведении цветов, свойствах атмосферного электричества, политической ситуации на Ближнем Востоке, способах дрессировки собак – и под конец разговора предлагал монету. Затем вежливо прощался и аккуратно записывал ответы в тетрадь. Он когда-то успел создать налаженную сеть покупателей, и, слушая эти разговоры, я удивлялся его терпению и разнообразию интересов.
***
Той же ночью бандиты совершили налёт.
После полуночи я проснулся от крика и выскочил в соседнюю комнату.
Клоп низко держал пистолет, направив его Сене прямо в живот. Получалось так, будто он показывает оружие исподтишка. Арсений и Клоп смотрели друг на друга, как два собирающихся подраться кота. Молчаливые дружки главаря – их было двое – ухмылялись, разглядывая жильё моего товарища.
– Монету. И мы уходим, – сказал главарь, судя по тону голоса, уже не в первый раз.
Арсений сказал:
– Хорошо. Я отдам вот эти.
Он сгрёб со стола неудачные подделки и ссыпал их главарю в ладонь.
– Сколько стоят? – спросил Клоп.
– Рублей триста каждая, – соврал Сеня.
– Дёшево, – сказал Клоп.
– Слушай, надо крутиться. У меня тут не триллионы хранятся. Находишь, продаёшь, снова ищешь, снова продаёшь. Так и деньгу имеешь, – выпалил со злостью мой друг.
Клоп улыбнулся широко и решительно. Затем вдруг что-то изменилось в его лице: оно стало веселее и дурнее.
– Эти я тоже возьму, – сказал он.
– Слушай, ты поступаешь крайне нехорошо, – усилием воли успокоив себя, сказал Сеня и удобно уселся в кресло у окна.
Он был дипломатом. Он долго говорил о том, что это ломает все их дела, что после этого происшествия он у Клопа ничего и никогда больше не возьмёт. О том, как он долго искал эту монету, и о том, что Клоп одним своим неправильным действием всё у него отбирает.
– Возьмёшь. Скоро помиримся, и всё будет по-старому. Хорош базарить. Давай её сюда, – сказал Клоп с улыбочкой.
