Третья дорога - страница 7

– Так ему не положено, ваше сиятельство, – тут же отчитался стражник. – Нам, когда его привезли год назад из Триволи, так и сказали: без обуви. И его величество потом такие же указания дал. Так что у нас все строго по приказу. Комар носу не подточит! А рубаху со штанами, вот те меняли раз или два. Я уж и не помню.

– Понятно… – протянул Бернар, стараясь скрыть все нараставшее возмущение. – И куда вы его сейчас хотите отправить? Обратно в тюрьму?

– Никак нет, ваше сиятельство! – гаркнул второй страж. – Кому он там нужен? Не того полета птица! Да и не доехать ему, даже дотуда. Дуба даст по дороге. Вот какой за год здесь стал дохлый: кожа да кости! Даже сидеть сам не может. Мы его, ваше сиятельство, господин фельдмаршал, на площадь Лип сейчас доставим. Эта шваль будет теперь самого князя Тарда развлекать. Вот как. Их величество так приказали. Видимо, наскучило самому-то руки пачкать! А вот и карета. Прощайте, господин граф! Желаем здравствовать! Извините за шум!

Прямо перед ними остановилась глухая тюремная карета без окон. Кучер ловко спрыгнул с козел и открыл тяжелую дверцу. Стражники размахнулись и легко закинули брякнувший цепями груз на пол повозки, потом забрались внутрь сами. Ловким движением забросили наручные кандалы узника на высоко вбитый в стенку напротив двери крюк так, что заключенный почти повис на них, стоя на коленях между севшими на лавки стражами. Затем широким железным полукругом, закрепленным правее и ниже крюка, пристегнули пленника к стенке кареты на уровне груди.

– Вот так и поедем. А то вдруг он на нас нападет! – Стражники поухмылялись в усы, но открыто смеяться, все-таки не посмели. – Прощевайте, господин фельдмаршал!

С шумом захлопнулась дверца. На запятках встало еще двое охранников. И вот карета выехала за ворота и скрылась вдали.

Бернар остался во дворе один. Он поежился под теплым меховым плащом и медленно пошел внутрь дворца.

1.4

Улицы Кестерии в который раз встречали молодого триумфатора. Только сейчас все происходило совсем иначе, чем прежде. Его, чуть живого, тайно везли на коленях в закрытой тюремной карете без окон, прикованным к стенке. Но даже если бы кто-то из прохожих и смог кинуть случайный взгляд внутрь, то блистательного двадцатилетнего генерала, любимца короля, красавца и самого завидного жениха Кордии, в забитом, измученном, остриженном наголо узнике он бы точно не узнал.

Но улицам столицы было все равно. Они прожили так долго и повидали столько людей, что полтора года для них казались лишь мигом, а глухая карета со стражей – глупой условностью. Пусть теперь они именовались совсем по-другому. Мадинор не перестал быть Кестерией. И улицы остались теми же. Они прекрасно помнили того, кого выходил встречать с цветами весь город от мала до велика. И помнили, как он шел по ним в последний раз.

Тогда солнце стояло уже высоко. Полтора года назад притихшую в ожидании решения своей судьбы столицу поднял на ноги громкий барабанный бой. Со стороны полей через главные городские ворота вошел целый отряд. Впереди и позади клином верхом по три офицера, затем плотное кольцо взявших ружья наизготовку стражников, а в его середине – босоногий человек в мундире без знаков различия.

***

Возглавлявший конвой офицер приказал Хавьеру разуться, как только взял его в плен. С тех пор ноги князя забыли, что такое обувь. Он шел по промерзшей осенней столице босой и безоружный. Без шляпы и генеральской перевязи. На голове издевательски блестел серебром платок в цветах свергнутого королевского дома Кестеров. Руки Хавьеру связали спереди и прикрепили длинной веревкой к седлу ехавшего впереди всадника. Главный офицер конвоя ехал очень медленно. Он специально направлял коня и следовавшую за ним колонну через все центральные улицы и площади столицы, хотя дорога в Триволи лежала далеко в стороне оттуда.