Взяли на рогатины двух медведей. Одного самолично завалил Святослав: «Неплохое времяпровождение – охота, но надо оброк собирать», – велел трогаться в путь.
Долго не встречали никакого жилья. Проводником князь поставил богатыря Медведя.
– Братка, – гудел Богучар, с высоты коня обратившись к недовольно морщившемуся Дакше, развалившемуся в санях и часто трущему ладонью сизый нос. – Простыл что ли? Не должон в меховой шубе. Может, от плети Люта рассопливился? Опять же через шубу не больно, а только блох погонял, – трубно заржал, напугав присевшего на задние ноги и всхрапнувшего жеребца. – Ждан, куда правишь, сейчас в овраг тятьку низвергнешь, – подтырнул племяша. – Двадцать лет, а пузень отъел как у батьки сорокалетнего, даже через шубу выпячивается, и щёки хомячьи нагрыз, – трунил над молодым парнем. – С Доброслава пример бери. Крепок, силён, и к тому же – княжий щитоносец.
– Зато гол – как сокол, – недовольно буркнул Ждан. – Мотри, сам в овраг не грохнись, чего к сыну привязался? Привыкли мечами да плётками размахивать. Ну, ничё-ё. Приедете когда-нибудь в Новый город… Быстро носы посворачиваем.
– Опять, братец, грубишь. Язык у тебя, словно у бабы – чисто помело. За дело, видать, плетью воевода попотчевал. А мы с Доброславом нацелились из похода на хузар товару привезти: поволоки ромейские, пряности разные… Слыхал, в Новом городе оне мигом расходятся… Ну-у, ежели тебе не надо…
– Стой, стой, братка Богучар, не горячись, как калач из печи. Ишь, пламень какой. Шелка и пряности вези, серебра за них щедро дам, не обижу, – аж затрясся от будущего прибытка Дакша.
– О-о! Сам-то как вскипел, когда о наживе пронюхал, – усмехнулся Богучар. – Ждана в Киев пришлёшь, пусть лавку откроет и торгует, – неожиданно осчастливил племяша дядька.
– Не знаю, тятька отпустит? – надеясь на поддержку богатырского родственника, робко глянул на отца Ждан.
– Будешь ныне в торге удачлив, отпущу, – пообещал отец.
– Расторгуюсь с прибытком. Посуду крашеную новгородскую для селян взял. Железные изделия разные нашенских ковалей: топоры там, ножи, а для жёнок ихних с доцами – украшения и обереги всякие.
– Молодец. А я, братка, два воза соли везу, а для вотчинной знати – вина ромейские, одёжу богатую, изделия из серебра и злата.
Богучару прискучил купеческий разговор, и, по-доброму попрощавшись, он направился в голову обоза, где ехали князь с Доброславом и воевода Лют.
Миновали несколько селищ, и опять по бездорожью, по замёрзшим рекам, по скованным льдом озёрам, куда не ступала нога человека, а виднелись лишь заячьи следы, а то и лося, оленя или кабана, выбрались, наконец, на проезжий тракт.
– Искоростень древлянский, а следом и Овруч будет, – вытянув перед собой руку, известил князя Медведь. – Местный древлянин, за мзду небольшую, дорогу указывает. А ежели просто плетью выдрать, в какие-нибудь болота заведёт.
– Понятно. Действуешь с помощью кнута и пряника, тьфу ты, браги. Нужны твоему древлянину пряники, как собаке – пятая нога, – хмыкнул Святослав. – Местный воевода не очень-то торопится встречать, – проехали узкий мост и растворённые настежь ворота.
– Сначала трапеза полуденная, а после на площадь пойдём, дань принимать, – не слишком довольно поглядывая на киевского князя, стоя у крыльца терема, поклонился ему древлянский воевода.
Насытившись и отдохнув, Святослав вместе с воеводой и гридями вышли на утоптанную площадку, которую местные называли погостом. Заинтересовавшись, Святослав оглядел кадки с мёдом, кули с зерном, пушнину, благодушно кивнув поклонившимся ему смердам в овчинных тулупах и заячьих малахаях, притопывающих от мороза и обивающих себя руками в меховых рукавицах.
