Доложили князю, и Святослав решил возглавить поиски – хотелось отомстить за отрока-щитоносца.
Полусотня углубилась в лес и наткнулась на следы боя: кровь, вывернутые комья земли и сломанный кустарник.
На щеках князя заиграли желваки, и он мстительно огляделся по сторонам, увидев лишь сомкнувшиеся над головой огромные сосновые лапы вековых деревьев и овраг, из которого, напугавшись сунувшегося туда дружинника, с визгом и шумом выпрыснул многочисленный выводок диких свиней.
От неожиданного столпотворения гридни схватились за мечи, к тому же где-то неподалёку рыкнул побеспокоенный свиньями медведь.
– Здеся кабанище дохлый, – заорал со дна оврага Горан вылезая на поверхность и выбирая колючки со смурых тёмно-серых холщёвых штанов. – Робята вепря уложили, – добавил он, глянув на Молчуна, а затем на князя.
– Слава Перуну, – с облегчением вздохнул Святослав. – Выходит, боя с вятичами не было.
Соглашаясь, Молчун покивал, и отряд тронулся дальше.
Проехав ещё четыре стрелища, наткнулись на обложенный дёрном родник и, спешившись, напились ледяной воды.
– Где-то рядом вятичи, – встревожено произнёс Возгарь, указывая на засеку из сосновых стволов с заострёнными толстыми ветвями. – По краям завала частый ельник – лошади не пройдут.
Пока половина спешенных гридней разбирала засеку, другая половина, вскинув луки и наложив на тетивы стрелы, оглядывалась по сторонам.
Но вятичей нигде не было, как и пропавших дружинников.
В кронах деревьев шелестел ветер и монотонно жужжала и жалила поднятая с травы мошкара и комарьё.
Миновав расчищенную засеку, до полудня продирались сквозь деревья. Выбравшись на солнечную поляну, увидели полоску пашни и селище с десятком приземистых бревенчатых избушек с соломенными крышами.
Святослав махнул в её направлении рукой и полусотня, с гиканьем и свистом размахивая мечами, ринулась к постройкам, но избы оказались безлюдными, хотя угли в печах были ещё тёплыми.
«Оборотни, – в сердцах саданул кулаком по косяку двери Святослав. – Богомила надо сюда, в эти тёмные колдовские леса».
Пленных княжеских воев вятичи привезли, перекинув через спины лошадей, к дальнему капищу, решив – пусть волхв бога Семаргла рассудит, что с ними делать.
Рядом с капищем, на берегу неширокой, заросшей ивняком речушки, расположилось большое селище, избы которого до половины почерневших срубов жители вкопали в землю, а плоские крыши покрыли дёрном для маскировки. Ведун был тощ, жилист, костляв, грязен и с длинными немытыми волосами, украшенными шапкой из собачьей головы.
В центре капища стоял идол с собачьей головой. Земля перед ним была утоптана. Капище окружали заострённые колья с собачьими черепами.
Пленные со связанными за спиной руками, сидели на земле перед погасшим костром и тоскливо глядели на волхва.
– Здраве будь, дедушко, – по привычке чествовать старших, поздоровался с ведуном Доброслав.
– И тебе не хворать, сыне, – улыбнулся жрец.
«Эх, была – не была», – подумал Бобёр: – А вы взаправду колдовать можете? – и замер, выставив наружу два больших зуба.
– Волховать помаленьку умею, – не рассердился, а наоборот, смешливо хмыкнул ведун. – Ежели желаешь, хвост пушистый заячий, наволхвую, – заметил, как заулыбались пленники.
– Окстись, кудесник. Хочешь, чтоб на меня охоту из-за ентого хвоста открыли? – совсем развеселил княжеских воев, тут же ставших серьёзными, вспомнив, где они находятся.
