имели бы право на солнце, на музыку,
на праздник души настоящий.
Чтоб подмастерья: родник, дающий ручью истеченье,
или бутон георгина – новое вдруг
ощутили бы предназначенье.
Дряхлые луны мои, овдовевшие звезды, как пенсионеры,
счастья могли получить свою долю, к примеру…
Я непременно наведаюсь к ним, озабоченный этой затеей.
Мы все навалимся дружно – работа пойдет веселее».
«Однажды, вблизи никого из друзей, с кем знаком, —
Бог говорит, – и от нечего делать
решил Я соседнюю розу проведать,
понаблюдать за ее лепестком.
Вот он отлетел от головки цветка,
потрепыхался в струях водопада.
Сорока его подхватила слегка
и понесла к ветке дуба – ей надо.
Но выхватил ветер из клюва его,
и он оказался под колоннадой,
там в сновидениях время провел.
А после к поэту попал – вот награда —
тот обессмертил его своей одой,
изрядно подправив воображеньем…
И Я удивился тут соображенью,
что где-нибудь в мире с другою природой,
в лучшем, чем Мой, необычном таком,
Я б с удовольствием стал лепестком».
«Несложно сделать камень, ручей, козодоя,
сложнее яблоко, комету, море, снег, —
Бог говорит, – но все-таки какое
об этом представление имеет человек?
Он намеревается, Я честно вам признаюсь,
Меня за Мое творчество все время наказать.
Я, от него спасаясь, переодеваюсь
и буду жить инкогнито, чтоб встречи избежать».
Бог сказал: «Со мною приключилась сага:
отдыхал Я вечером и гляжу, идет
ко Мне большое дерево важным таким шагом.
Я с ним поздоровался, а оно неймет.
Но остановилось и пустило корни
прямо перед домом, под моим окном.
Выросло красивое, высокое, задорное,
листьями трепещет и птичек заодно
ласково приветствует: то красную, то синюю…
Я даже испугался, мысленно смеясь:
крону распустило надо Мной, как скинию,
стало богом дерево, лучшим, чем сам Я».
«Я не хочу, – Бог сказал, – быть обузой и тяжкою ношей
всем, кто поверил в Меня, кто в молитве дотошен.
Я бы хотел, чтобы люди со Мной говорили так просто,
как с яблоком, как с пауком, как с дубовым наростом.
Я ведь незлой, и пленить Меня можно улыбкой
чистосердечной и поющею скрипкой.
А еще Я люблю получать,
если кто-то предпримет попытку,
с видом приморским и со стишками открытку».
«Но Я хочу, – сказал Бог, – быть серьезной обузой
тем, кто не верит в Меня и не хочет со Мною союза».
«Человек, – сказал Бог, – хочет видеть во Мне
человека, ель, гальку, всего понемногу.
И он прав – Я готов гривой стать на коне,
пеной в море, игрушкою единорогу…
Без Меня одиноко им всем, непривычно,
ошибаются только они, как обычно.
Не понять им природы Моей, и они,
не сумев ни понять Меня, ни оценить,
как предмет, Меня другом считают,
от материи духа не отделяют.
А Я – Бог, осудивший Себя добровольно на то,
чтобы сущность Мою не изведал никто».
О, если ты думаешь, – Бог говорит, —
что знать Я хотел бы, чей Я фаворит,
кто Мой покровитель, Создатель:
обычный гончар и ваятель
или обязан Я Небытию,
Цербером душу хранящим Мою?..
О, если ты веришь, что знаю Я, как
мир должен создать по законам, и так,
став в качестве эксперимента
их жертвой, творцом, инструментом?..
О, если ты думаешь, что, как дитя,
ты, в своем мире Меня обретя,
подобием стал без улыбок,
наделав немало ошибок?..
Скажу тебе, все это вместе собрав:
в оценке Меня ты, конечно, неправ
и объясняешь бесстыдно
сущность Мою, в ней не видно
очарованья возможности
Моей бесконечной ничтожности.
