Поселок почти не пострадал от военных действий. Лишь в некоторых домах взрывной волной были выбиты стекла, сорваны с петель двери да близко разорвавшийся снаряд разворотил крышу на бане (баню мы отремонтировали к первую очередь и через несколько дней уже мылись в ней). Мы издали облюбовали вместительный, хорошо сохранившийся дом и стали осторожно пробираться к нему, ступая след в след.
Внутри все говорило о поспешном бегстве хозяев: шкафы открыты, ящики выдвинуты, на полу разбросаны носильные вещи, обувь, книги… Стены промерзли и покрылись инеем. Цветы на окнах погибли, земля в горшочках потрескалась. Только печь-голландка, облицованная кафельными плитками с рисунками из сказок Андерсена, оставалась изящной и нарядной.
Старшина приступил к своим обязанностям, а мы с политруком решили поближе познакомиться с участком границы, который нам предстояло охранять.
Снег хорошо держал, поскрипывал под лыжами. Идти было легко.
Белой скатертью тянулся скованный льдом заснеженный Финский залив. Вдали, в туманной дымке, вырисовывались очертания стылого гранитного берега Финляндии. Там иная жизнь, иные люди…
Только теперь я по-настоящему понял слова комбрига Г. А. Степанова: «Вы назначаетесь начальником заставы. Вам оказывается большое доверие!..»
Не спеша прокладывал я будущую дозорную тропу, а мысль уже билась над тем, как организовать службу, закрыть границу на крепкий замок. Примечал все, что встречалось на пути.
…С этой высотки хорошо вести наблюдение за сопредельным берегом.
…Вон в тех зарослях самое подходящее место для МЗП – малозаметных препятствий.
…Кустарник навис над берегом. Летом нарушитель может незамеченным причалить на лодке…
Политрук залюбовался тремя росшими вместе высокими, пушистыми елями. А я подумал: сама природа наблюдательную вышку построила. Далеко оттуда видно!
Когда мы с Орешковым возвратились с рекогносцировки, в доме все уже было прибрано. Жадно пожирая дрова, топились печь и плита. Повар заканчивал приготовление обеда.
«Молодец старшина, – отметил я про себя. – Расторопный!»
В дальнейшем это первое впечатление подтвердилось. Старшина Петр Горбанюк, смуглый, с живыми серыми глазами, хитровато выглядывавшими из-под густых, сросшихся на переносице бровей, был человеком энергичным, хозяйственным и по-хорошему упрямым. Уж если он задумал что-нибудь сделать, его не остановят никакие трудности.
Кроме шести лошадей и двух коров, присланных комендантом вскоре после нашего появления на острове, мы держали до пятнадцати свиней, выращивали картофель и капусту, огурцы и лук, укроп и петрушку, ловили рыбу, собирали и запасали впрок грибы и ягоды. И все это лежало на крутых плечах неутомимого Горбанюка, а тот лишь радовался.
Старшина был не только заботливым и добрым, но и строгим, требовательным, старательно поддерживал дисциплину, и его побаивались…
После обеда состоялся митинг. С горячей речью на нем выступил политрук Орешков. Красноармейцы и младшие командиры клялись зорко охранять границу, быть отличниками боевой и политической подготовки, крепить дисциплину.
А немного позже прозвучали слова, которых никогда не слышали стены богатого финского дома:
– Приказываю заступить в наряд по охране Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!
Это был мой первый боевой приказ.
* * *
Хотя люди и были отлично подготовлены, они пришли из разных подразделений, поэтому мы сразу же занялись сколачиванием заставы.
