Тревожность. В поисках источников наших страхов - страница 12

Но даже если вы в этом состоянии ограниченного сознания определите различные неустойчивые физические процессы, даже если вы точно измерите, какие гормоны выделяет ваш мозг, когда чувствует угрозу, вы все равно не сможете понять, что именно представляет собой этот страх. Никто не плачет от своих слез, никого не тошнит от своих собственных рвотных масс^>14. Сознательный опыт страха, его переживание (которое по определению субъективно) составляет существенную часть феномена страха.

Опыт страха традиционно был прерогативой философов.

Тот факт, что точно не известно, откуда приходит наш страх, побудил Мартина Хайдеггера[2] заявить, что страх приходит «ниоткуда». «Угрожающее потому и не может приблизиться сюда по определенному направлению внутри близости, оно уже “вот” – и все же нигде, оно так близко, что теснит и перебивает дыхание, – и все же нигде»^>15. Страх – это агрессор, нападающий на пассивного человека. И все же страх исходит от нас. Несем ли мы ответственность за свои страхи, или наши страхи снимают с нас всю ответственность? Преступники мы или жертвы? Может ли человек быть и тем и другим одновременно?

Эта «тотальность» переживания страха отражена почти во всех описаниях испытывавших его людей. Самое поэтичное и в то же время самое узнаваемое описание страха, которое мне встречалось, взято из диссертации о страхе, написанной психиатром Херритом Хласом и защищенной в Утрехтском университете. Это определение неоднократно повторял в интервью в 1991 году некто Б., 35 летний мужчина. В то время Б. описывал страх как «пустоту в желудке, которая движется и может ощущаться. Это эмоция и в то же время физическое ощущение в голове и в теле – это одно целое, и трудно понять, где именно оно начинается»^>16. Интенсивность паники, то, как сильно страх иногда сжимает вам горло, как страх может оглушить вас настолько, что вы уже не видите возможности спастись, это вряд ли можно измерить или показать, но со мной такое случается. С другими тоже. Мы все можем стать его жертвами.

Чарльз Дарвин, так проницательно писавший о страхе как о биологическом явлении, временами страдал от упадков сил, от сердцебиения, от регулярных приступов гипервентиляции, мог работать не более часа в день и испытывал приступы рвоты до пяти раз в день. Изучив все дневники, письма Дарвина и медицинские отчеты, американские врачи несколько лет назад пришли к выводу, что сегодня у Дарвина, несомненно, диагностировали бы паническое расстройство. У него было 9 из 13 симптомов. Достаточно четырех из них, чтобы поставить диагноз «паническое расстройство». Любой, чья психика сегодня укладывается в рамки нормы, может завтра оказаться по ту сторону границ; любого, кого сегодня можно назвать «здоровым», завтра можно назвать «больным».

Я закрываю книги. Изложив эти базовые принципы на бумаге, я вновь почувствовал твердую почву под ногами и могу считать себя студентом, изучающим «страхологию», я понимаю, что мое время в Вале де Мизер подходит к концу. Пора покинуть мир книг и глубже покопаться в своих собственных страхах, которые могут оказаться не совсем моими. Возможно, мои родственники страдали от таких же приступов, возможно, страх был в наших генах веками. Или я слишком верю в биологию? Может быть, это не гены, а условия жизни вызывают у нас страх? В любом случае, я знаю, с чего начать свои поиски, где и с кем: с моего предка Яапа Кюнста, жившего в Индонезии.