Чтоб не искали ни я, ни ты
Встреч беспрестанно.
Кто бы мог подумать, что Стасенька увлекается испанской поэзией! Да ещё отыскивает где-то редкие переводы. Юлий машинально сунул листок в карман и призадумался. Если им нравятся одни и те же книги и стихи, это, конечно, ещё не свидетельство их возможной душевной близости, но всё-таки уже кое-что!
Может, и есть на свете всемогущая Судьба, решившая, наконец, ему улыбнуться, и появление в его жизни Стасеньки – её щедрый подарок? И как он, идиот, с этим подарком обошёлся?
Хорошо ещё, хоть книга её осталась. Вполне приличный повод.
Вечером Стасенька с Рожновым и Лепиловым курили на балконе восьмого этажа и обсуждали от нечего делать всех попадающих в поле зрения. Из подъезда выпрыгнул Яша Кохановский в финском спортивном костюме.
– Граждане, проверяйте часы! – воззвал Сэнди. – Восемь тридцать одна!
Рожнов проверил по своим японским и, убедившись в правильности лепиловского прогноза, спросил лениво:
– А почему – именно одна?
– Потому что ровно в восемь тридцать он выходит из комнаты.
Стасенька проводила убегающего Кохановского заинтересованным взглядом и предложила с неожиданным энтузиазмом:
– А давайте тоже бегать по утрам и вечерам!
– За Яшей? – усмехнулся Рожнов.
– Почему – за. Можно и перед, – сказала Стасенька, подумав.
– Перед Яшей? – уточнил Лепилов. – Чего тебе перед ним бегать, у него жена и дети. Внимание, граждане! – он внезапно оживился и даже перегнулся через край, чтобы лучше рассмотреть. – Никак, Раймонда нового мальчика завела?
– Какой он новый, это же Котя! – бросив взгляд вниз, остудил пыл друга Рожнов.
Несмотря на то, что Дмитрий Валентинович Крохалёв уже несколько лет преподавал на переводческом факультете английский язык, он был ненамного старше их, жил после недавнего развода тоже в общежитии и был среди студентов абсолютно своим. Котей его называли любя – потому что повадками он здорово напоминал кота Леопольда.
– Они пошли на «Пиратов», – добавила информированная Стасенька.
– А мы что же не идём? – встрепенулся Рожнов.
– Бесплатно не пускают, – вздохнул Сэнди.
Стипендия ожидалась лишь послезавтра, а подача заявления в ЗАГС Стасенькой и Вадимом отмечалась несколько дней подряд столь широко, что сейчас финансы каждого в компании состояли из случайно завалявшихся по карманам трёх-четырёх медяков.
– А бутылки все сдали? – грустно спросил Рожнов.
– Сам же в чемодан укладывал, – столь же безрадостно отозвался Сэнди.
– А Пашке Минину сегодня в буфете кучу мелочи вручили на сдачу, – задумчиво сообщила Стасенька.
– Что ж ты молчишь?! – Рожнов тут же бросил окурок и устремился к двери. – За мной!
Паша приглашение сходить в кино воспринял без энтузиазма. Он сказал:
– На какие деньги? – с подтекстом «были бы они».
Тогда вперёд выступила Стасенька.
– Я знаю, у тебя есть куча мелочи, – сказала она торжественно. – Я всё про тебя знаю!
Паша обалдел, пошарил в кармане и действительно вытащил солидную кучу мелочи. Рожнов быстро денежки у него экспроприировал, на что Лепилов заметил:
– Опять ты, Вадька, пожираешь Пашины лавры!
Все, кроме Паши, радостно засмеялись. На втором курсе Рожнов на каком-то семинаре цапнул у Минина его конспекты первоисточников и ответил вполне прилично, хотя готовиться, конечно, и не думал. А тот, добросовестно отсидев в читалке полдня перед семинаром, ответил еле-еле, и когда преподаватель Рожнова похвалил и даже привел в пример остальным, Паша обиделся и сказал Вадиму: «Вечно ты, Рожнов, пожираешь чужие лавры!» С тех пор вся группа, а также широкий круг их знакомых, радостно указывали друг другу на каждый факт «пожирания» кем-нибудь чужих лавров – чаще всего, конечно, Пашиных.
