К тому времени Рагнера уж не было в Ксгафё: убедившись, что Лорко освоился в обществе рыцарей, он поехал в ненавистную ему тюрьму Вёофрц, что стояла на островке Вёофрс.
________________
После того как рыцари не нашли Зимронда в Нолндосе, они судили его заочно – лишили рыцарского достоинства, возможности стать королем и его самого, и его наследников, освободили от долга всех рыцарей, присягнувших Зимронду на верность. Рагнер решил, что в услугах Кальсингога не нуждается – пусть «лысого свиристеля» судят, казнят, заберут всё-всё у его семьи, даже права свободных людей. А с клятвами Гонтера и Зимронда пусть тот, если успеет, делает что хочет – подумаешь, бумага, подумаешь клятва Дьяволу, – подделка!
Кальсингога поместили в прежнюю камеру Рагнера – весьма иронично, но ведь эта была одна из лучших камер в тюрьме, к тому же пустая и полностью убранная для почетного пленника. Пройдя внутрь, Рагнер огляделся – он провел здесь без малого восемнадцать суток – Кальсингог без малого тринадцать. Слева – каменное ложе у стены, на нем соломенный тюфяк, тонкая перина из овечьей шерсти и медвежье покрывало; над кроватью – зеленовато-грязный ковер, в правом от дубовой двери углу – завеса, за ней ведро для отправления нужды с плотной крышкой, какое каждый день приносили чистым, вверху – высоко-высоко, тусклый светильник; цепь от него проходила по потолку, спускали ее из коридорчика перед камерой.
Рагнер сказал удалиться всем стражам – сам остался с бывшим канцлером наедине; сел на стул, сложив руки на груди и вытянув скрещенные в лодыжках ноги. Гизель Кальсингог стоял – одетый в тот же черный, грязный плащ, длиной до пят, с капюшоном на голове. Он молчал, не улыбался, не двигался. На его сломанной переносице появилась горбинка.
– Садись, – кивнул Рагнер на кровать. – Бить больше не буду. Я пришел поговорить. Как ты, наверно, уже знаешь, Эккварта завтра коронуют – Зимронд больше не рыцарь, как все его потомки… Что до тебя… Говори мне всё, что ты знаешь об «ордене Маргаритки». Может быть, я тебе помогу.
Кальсингог, к удивлению Рагнера, торговаться не стал – сел на кровать и начал говорить:
– Гонтер Раннор довольно давно заговаривал со своим двэном, крон… с Зимрондом Раннором, о жизни после смерти, об алхимии, о Дьяволе, о том, что всё иначе, чем твердят священники… Сначала вскользь, затем более откровенно. Зимронд думал, что это выльется в очередную оргию – разврат, может, опий, язычество, игра… Он подписал бумагу с клятвой и был допущен до тайной службы ордена «Четыре короля» – так орден назывался, не «орден Маргаритки» вовсе. Во время службы Зимронд испугался – то, что он увидел, игру не напоминало – никак дурманящих снадобий, даже вина не было или, кх… разврата – зато была кровь для питья, человеческая. Случилось это после того, как нашли восемь монахинь, и Зимронд обо всем догадался – он прервал службу, стал кричать на Гонтера, требовать назад свою грамоту с клятвой. Тот в ответ сказал, что у него уж нет ее, как и его собственной клятвы, и что пути назад тоже нет: могуществен и сам орден, и сила, какая им покровительствует – верховный демон, первый из первых, сын самого Дьявола… Сказал, что Зимронда даже убивать не придется – его просто-напросто сожжет молниями. Зимронд Раннор пошел к отцу, королю Ортвину, тот ко мне – приказал схватить Гонтера, силой вернуть бумагу с клятвой… Однако, когда мы прибыли в Рюдгксгафц, ваш брат исчез. Более он ни разу с весны тридцать второго года не объявлялся в Брослосе, как вы сами знаете. Путешествовал где-то, от него приходили лишь письма, вернулся для свадьбы с графиней Хильде, перед самой своей гибелью, в Ларгос… А магистром ордена «Четыре короля» был сам Арелиан Нулоа-о-Эзойн.
