Бедная Россия.
Что касается разбойников и каторжников, так этого добра, вдоль железной дороги и далее, во все времена водилось достаточно и даже больше, чем достаточно.
Возьми хоть эту дорогу железную. «Под каждой шпалой – могила зэка…» – так говорят.
Но это, правда, больше про БАМ[10]. Начали строить БАМ в 1932 и до сих пор, кажется, не завершили. А «тридцать седьмой год». Кто только о нём не пишет, не обсуждает его и не осуждает. Могилы безымянные заросли таёжным подлеском, как и все те места, что человек покидает, откуда уходит.
И везде, если смотреть из окошка по ходу поезда, увидишь остатки брошенных деревень, заброшенных небольших станций. Года не пройдёт, как на бывшие человеческие жилища наползает тайга, лес, степь.
А если двадцать лет пройдёт? А сорок? А семьдесят?
Бывало, идут по лесу туристы, радуются красотам. Горам, озёрам, чистейшим родникам. Красота! Кажется, не ступала здесь нога человека.
Первооткрыватели!
Глядь, а на краешке полянки валяются остатки чего-то, знакомого до боли. Да это же вышка! Почти истлевшая деревянная лагерная вышка, с которой за осуждёнными наблюдал часовой.
Глядь, а среди сосен – проволока колючая. Ржавая, зараза! Господи! А это что такое? Табличка… Буквы стёрты. «…лаг… №…».
Первооткрыватели, однако.
Идёт железная дорога через бессчётное количество городов, через десятки рек, мостов и тоннелей. Через десятки и сотни тысяч человеческих судеб, увлекая за собой десятки и сотни тысяч добрых и злых духов.
Вечных духов, всё это видевших воочию. Представляете? Вот кто мог бы рассказать обо всём, без прикрас!
Кто строил, как строил, кто жил, как жил. Как помирал. Как умер. И где теперь его душа.
Да вот только закрыты наши духовные очи, ибо безгранична мудрость Господа, закрывшего их. Человек – свободное существо и до правды должен дойти сам, своей свободной волей.
Так что – дерзайте, братья.
Дерзайте.
Когда в «отсек» вошла «новенькая» женщина, в нём находился только Али. Сидел на нижней полке, перебирал чётки.
– Добрый день, – вернула его женщина с небес на землю.
Такая себе, обычная женщина. Достаточно стройная, симпатичная, волосы тёмно-русые, со следами более светлой краски на концах. Волосы собраны на затылке под простую пластмассовую заколку. Косметики – почти никакой. На губах – остатки помады. Одета просто. Совсем просто, дёшево.
Возраст – между тридцатью пятью и сорока. Наверно, ближе к тридцати пяти, но уж очень усталая. Замученная какая-то. В руке у женщины довольно большая сумка, но видно, что полупустая.
– Добрый день, – кивнул Али.
– У меня тут… место нижнее боковое. Пойду к проводнице, бельё попрошу.
Словно бы виновато, женщина поставила сумку под открытый столик бокового места. И через пару минут вернулась:
– Говорит, как поедем, так сама принесёт, – тихо проговорила женщина, практически ни к кому не обращаясь. Али-Анжил на её слова никак не отреагировал.
Женщина села на нижнее боковое место и откинулась на переборку между боковыми полками. И застыла.
Так и сидели в «отсеке» две застывшие фигуры: Али-Анжил и женщина. Сидели до тех пор, пока в вагон не вернулись сначала Вера Ивановна, а потом уже и Коля.
– Здравствуйте, – проговорила женщина. – Я вот тут… на нижнем.
– Здравствуйте, здравствуйте, – приветливо кивнула учительница. – Меня зовут Вера Ивановна. Это Коля, а это – Анжил.
– Очень приятно, – кивнул Коля.
– Али, а не Анжил, – посмотрел Али в сторону женщины. – Али.
