Видимо, за жизнь, полную. Здесь можно сказать по-разному. Например, так: «За жизнь, полную приключений и опасностей». Благородно.
Можно сказать и так: «За жизнь, полную нарушений закона, пьянства, драк и всякого другого зла, этому соответствующего».
И то, и другое – правда. Такие мы, люди, существа. Подавай нам романтики среди дерьма, хоть ты тресни!
Нельзя сказать, что лицо мужика с перстнями напрочь лишено симпатичности. Это уже – объективно. Только вот он озирается как-то тревожно.
Мужик быстро поднял свою полку, чтоб засунуть в неё сумку.
– Кто ещё сумки ставить будет? Будешь?
Этот вопрос относился к молодому парню, похожему на бурята. Не то, чтобы к очень молодому парню. Лет двадцать пять. Может, двадцать восемь. Может, и тридцатник есть. Кто его, в сумерках, разберёт.
У парня ещё, ко всему прочему, щёки заросли щетиной. То ли бороду отращивает, то ли побриться забыл. В течение недели. Или двух.
Мода такая…
– Нет, я – наверх, – махнул рукой парень со щетиной, примериваясь сумкой к третьей полке.
– А ты?
Второй вопрос относился к другому парню, который выглядел явно моложе первого, бороды и щетины не имел и по всем признакам походил на студента. Парень намеревался занять верхнее место над полкой женщины.
– А вам куда ехать? – спросил парень.
– Аж до Я… – вздохнул мужик.
– Мне до И… Ночь посплю, и утром – до двенадцати.
– Да вытащу я тебе!
– Тогда давайте, поставим. А ты куда?
Вопрос относился к парню, похожему на бурята.
– До Москвы.
Сумка студента проследовала под нижнюю полку мужика. Нет, всё-таки мужик вёл себя немного… ну, странновато. Словно бы на кого-то махнул рукой, закрывая полку. И сделал ещё такое движение ногой, как будто хотел кого-то лягнуть. Но в суете ночной посадки никто этого не заметил. Если и заметил, то не обратил внимания.
Да и кому особенно замечать-то… Всем спать охота.
Нижнее боковое место занял мужик лет сорока в камуфляжной форме, с рюкзаком. При взгляде на него и переводчика не требовалось, даже ночью. Каждому понятно, что перед ним – рыбак.
На то и ночь, что разговоров никто не разговаривает. Мужик в камуфляже отказался от постели, любезно предложенной Клавой.
– Мне выходить рано утром! – пояснил он. – Перекантуемся. Не графья.
– Было бы предложено, – пожала плечами Клава. – Спокойной ночи.
Молодые парни и рыбак уснули сразу же, как только поезд тронулся. А вот мужик с выколотыми на пальцах перстнями посидел немного за столиком, положив голову на руки. И вырвался из груди мужика почти не слышный для человеческих ушей (во время движения поезда) утробный стон.
– М-м-мм…
Ангелу поезда №Ч/Я001 была вполне очевидна его причина. Дело в том, что вместе с мужиком в вагон пробрались (просочились, нарисовались и даже материализовались) двенадцать злобных духов.
Проще говоря – двенадцать злобных чёртиков зеленоватого оттенка.
И вот эти-то чёртики и досаждали мужику. То один повиснет у него на ноге, то другой лезет ему под руку, то сразу несколько забираются бедняге прямо на голову и скачут с головы на плечи, с плеч на голову и обратно.
При этом они ещё и шептали бедняге на ухо матерные слова. И приглашали выпить.
– Пошли, твою мать, накатим!
– Пошли, примем!
– По три булька! По три булька, буль-буль-буль!
– Душа, примешь? Подвинься…, а то оболью! Ха-хаха!
– Наливай…, не зевай!
Мужик не обращал на них внимания. Вернее, сдерживался, как мог. Но иногда и лягался. Да что толку – воздух лягать.
