Три кофейни - страница 50

Приложи ладонь к своей груди, сердце стучит так сильно, что может оставить синяк. Закрой глаза и следуй биению своего сердца, войди в этот ритм, а затем обмани его. Вырви из себя этот камень с нечеловеческим криком. С кровью вырви, как больной, расшатанный зуб. Пусть соль льется и наполняет море. Пусть море выходит из берегов. Не пытайся вернуть его, как бы страшно это сейчас ни звучало, не пытайся идти вслед за ним. Когда ты падаешь за борт, то каждому из нас становится больно, ты ведь моя кровинка, наша кровинка, а дети – ты подумала о них? Мы не можем тебя спасти, это можешь только ты и никто другой. Мы можем только ухватить тебя за руку. А ты крепко держись, не слабей. Я надеюсь, со временем ты позволишь себе спастись.

Ты мне нужна. Ты нам нужна. Спасибо богу за то, что ты сегодня проснулась.

Она так много рассказывала ему, будто в первый день встречи. Свои детские страхи, секреты. Юношеские шаги перед дверью во взрослую жизнь. Ах, любовь, смеется, да она никого не любила. Ей просто хотелось, чтобы он ревновал.

Они ехали в аэропорт и, сидя в такси, она снова смотрела на него и не могла оторваться. И те редкие минуты, когда замолкала, Юлия наблюдала за каждой мышцей его лица. За каждой морщинкой, когда он хмурил брови, чувствуя, что она подсматривает за ним. Ему было неловко. Она повторяла в уме: «Какие красивые глаза… Почему я раньше не замечала этого?»

– Что тебя тревожит, скажи?

Он повернулся в ее сторону, а она смотрела на его губы, его подбородок и стала целовать.

– Я не понимаю, – начал он – а она продолжала влюбляться. И он осознал, что она его совсем не слушает.

– Я жалею, что раньше не замечала, какой ты. И на расстоянии протянутой руки – мне тебя мало.

Посмотрела на детей. Они смотрят в окно. Улыбнулась ему так, словно что-то задумала. И он один понимает ее секрет.

– Ты ведь совсем не слушаешь меня. Я говорю, что мы даже план поездки не составили…

Все звуки ушли на задний фон, она снова утонула в нем.

В самолете дети заняли два места у окна, она по-прежнему смотрела, только теперь на его руки.

– Мы строили дом и во многом себе отказывали, – вдруг начала она. – Я смотрю на твои руки и понимаю, почему я сейчас сижу перед тобой в этом роскошном платье. Каждое мое украшение – это рана на твоей руке, и если бы они так быстро не заживали, мне было бы больно эти камни на себя надевать. Бедные руки, можно я поцелую?

Поднесла их к губам.

– Быт, однообразие, школа, детский сад – во всем этом я увязла с головой. Ты прости меня, я не уделяла тебе должного времени, дни бегут, мы остаемся на месте, и все это – замкнутый круг. Ты и сам это знаешь. Я хочу сделать паузу и вернуться к нам. Мы забываем друг друга, становимся чужими, и только с годами нам говорят, что наши черты переплетаются между собой, а наши лица стали похожими, как у брата с сестрой. Мы разве похожи?

Улыбнулся.

Ему было приятно, что она вела разговор именно об этом, они давно так не разговаривали.

– И ты меня прости, я порой возвращаюсь с работы уставший и вижу перед собой только тарелку, душ и кровать.

– Знаю! Я хотела тебе сказать… Я никогда такого не говорила. Поклянись, что не скажешь никому.

Он вопросительно улыбнулся.

– Я удачно вышла замуж!

– Ха. Да пусть знают все, – рассмеялся он.

Самолет пошел на посадку. Еще несколько минут, и встречай нас, Шарль-де-Голль. А затем отвезите нас в самое сердце Парижа.