Три королевских слова - страница 19

Мамино воодушевление передалось и мне. Я со смирением повторяла основы и ждала наступления лучших времен.

Но в холодном промозглом ноябре в мою жизнь вошли Мартин и его ковен, и мне уже было не суждено перейти на второй курс.

Никаких поездок.

Никаких волшебных фолиантов.

Ни-че-го.

Больше я не хочу вспоминать. Я хочу, чтобы стало темно и тихо, как этого и желал Мартин. И еще я больше не хочу никогда слышать этого имени – Мартин.

Я чувствую сильный толчок в грудь, чувствую боль, картинки из прошлого стремительно скручиваются в сумасшедший пестрый клубок, и этот клубок взрывается ослепительной вспышкой.

Я часто моргаю, и, когда зрение проясняется, передо мной возникает надпись, белая на зеленом: «Для твердых бытовых отходов», и какие-то цифры – служебный шифр коммунальщиков. Потом я вижу растянутую между стен хрустально-радужную паутину и седую крысиную морду с внимательным взглядом.

– Дело ведь в нем, в Мартине? – спрашивает крыса. – Из-за него ты оказалась здесь?

– Да… – Я киваю и чувствую, как мое тело сотрясает крупная дрожь, которую не остановить.

– Трясись, не трясись, а рассказать придется, – безжалостно заключает крыса. – Рассказывай. И вспоминай хорошенько, это самая важная часть твоей истории.

Я снова киваю, но жалобно говорю:

– Я многое не могу объяснить. Я до сих пор не понимаю…

– Рассказывай как помнишь, все остальное – потом. Отпусти память по водам, мне надо узнать твою душу.

– Вы же не дьявол? – спрашиваю я со слабой улыбкой. Вроде как в шутку.

Крыса ухмыляется довольно:

– Ты мне льстишь, деточка. Я всего лишь старая нянька. Смотри на сеть и продолжай.

Старая нянька. Какое странное определение. Но об этом я подумаю завтра. Если оно настанет.

Я не хочу смотреть на сеть и продолжать. Мне даже начинает нравиться, как меня колошматит. Дрожь покоряет меня, темнота зазывает в свою безмятежность, но бесцеремонная старуха снова больно толкает меня жесткими пальцами.

– Ведьма Данимира! Смотри на сеть!

Я открываю глаза.

Паутина вибрирует, вступает в резонанс с дрожью моего тела и постепенно замедляет колебания. Я, подчиняясь ее ритму, успокаиваюсь и снова становлюсь способной мыслить и даже чему-то сопротивляться.

– Я продолжу, но не могла бы ты перестать постоянно тыкать меня в грудь? – протестую я. – У меня уже все болит от этого тыканья!

Горло крысиной ведьмы издает какой-то печальный скрипучий звук.

– Дурочка, это я ведь тебе сердце завожу. Я ж говорю, у тебя мало времени. Сосредоточься и рассказывай, не буду тебя перебивать.

Надо же. Мне заводят сердце. Скверно звучит.

Я соскребаю по дальним закоулкам последние остатки разума и рассказываю.

Минута, когда я впервые увидела Мартина, впилась в память отравленным жалом. Наверное, есть у людей чувство (не знаю уж, каким по счету оно является), которое ведает предвидением, и некие судьбоносные моменты, хоть мы об этом еще и не подозреваем, запечатлеваются гораздо ярче остальных.

За окном стоял ноябрь, сырой, мрачный, со сгибающимися от северо-западного ветра оголенными деревьями, с низкими свинцовыми тучами и бесконечными дождями вместо долгожданного снега.

Мы с Женей Журавлевой сидели на скамье в рекреации, в которой сходились несколько длинных коридоров. Я читала Женькин конспект по переплетной магии. Предыдущее занятие я пропустила, потому что несколько дней просидела дома из-за намечающейся простуды, и теперь наверстывала упущенное.