Он внезапно отстраняется от нее, а она начинает смеяться над ним:
– Что? Не нравлюсь я тебе?!
Ее смех резок и пронзителен. Она безобразна.
Ее красота уродлива и жестока, и он бежит домой.
Дома все спят, но, несмотря на его усилия пройти в дом незамеченным, мама просыпается. Со свечой в руке, в белой сорочке, едва скрывающей ее обнаженное тело, она подходит к нему. Видит его слезы и наклонятся, чтобы утешить его.
– Мама, – плачет он, – я люблю тебя, мама. – Я хочу быть с тобой… Она отстраняется.
– Но мы не можем быть вместе. Таков закон.
– Закон? – рыдает он. – Красота уродлива и жестока, а закон жесток еще больше, останься со мной, прошу тебя.
В комнате гаснет свеча.
IV. В НЮРНБЕРГЕ (1480—1540)
В городе Нюрнберге жил мальчик.
Ганс, сын Ансельма, того, кто был «простым человеком» до того, как был принят в сан священства.
Ансельм хотел, чтобы и Ганс стал пастором.
Но мальчику это не очень нравилось. Ему нравились веселые игры. А – позже красивые девушки, особенно одна из них, с которой он встречался.
– Бригитта, – говорил он ей, – хочешь стать моей невестой?
А она смеялась и кружилась вокруг него.
И юный Ганс сплетал венок из цветов для Бригитты.
– Хочешь стать пастором? – Смеясь, спрашивала она. – Или нет, о нет, святым, как святой Зебальд? А может быть ты когда-нибудь уйдешь в лес и встретишь его? И лукаво смотрела на Ганса, а потом крепко целовала его в губы.
– Неужели ты хочешь стать пастором? – смеялась она. – А как же я? А мои подруги?.. Хочешь, я познакомлю тебя с ними?
И познакомила. Они весело проводили время, а отец Ганса, узнав о разгульной жизни сына, выгнал его из дома.
Ганс не знал, что ему делать, как дальше жить. И пошел в лес, где когда-то отшельником жил святой Зебальд.
Багряное пламя листьев, горящих в октябре, уже почти отпылало и Солнце озаряло их огненной короной – невидимые кроны древних и царственных деревьев в глубине леса. Багряные краски, которыми пишут мучеников, царили в лесу, где когда-то жил святой. И не с кем было поговорить. И не у кого было спросить совета.
Никого не было рядом.
И святой Зебальд, живший некогда здесь, не явился к нему.
Все еще можно было вернуться домой. И выпросить, вымолить прощение у отца. Пока не поздно. Вернуться домой.
Или пойти вслед за той, которую Ганс полюбил. Что ему было делать. Удивительная тишина в глубине леса.
Долго был Ганс в лесу. И вечер уже нисходил на землю. А Ганс так и не знал, как ему поступить.
Он думал о Бригитте. И принял решение пойти к ней. Дома больше не было, и притон, в котором жила та, которую он любил, стал его домом.
Он зарабатывал себе на жизнь тем, что защищал женщин в «веселом доме» от побоев гостей, но время шло, он старел, а наслаждения уже не казались столь прекрасными, как и лица постаревших подруг, утративших красоту молодости.
Однажды к ним зашел странно одетый господин. С шутовским резным жезлом, на котором был изображен смеющийся лик, в одежде шута. С всклокоченными рыжими волосами и вытянутым подбородком.
– Налейте мне вина, – сказал он и его просьбу исполнили.
Внимательно осмотрев присутствующих, он сел в углу комнаты и сказал:
– О, позвольте мне рассказать Вам маленькую историю…
И не дожидаясь ответа, начал:
– Жил-был юноша, влюбленный в прекрасную деву. Отец юноши был пастором и хотел, чтобы и его сын тоже стал пастором. Но юноша этого не хотел.
Он искал любви той, которую желал. И она дарила ему свою любовь.
