Три Магистерия - страница 7

– Что же произошло на самом деле? – продолжает рассказ Павел Роза. – Что же произошло с Авелин? Она и ее подруга Ирен отправились на прогулочной лодке по реке Сене. У Ирен была бутылка красного вина. Она выпила несколько бокалов и довольно быстро захмелела. На ее лице появилась блуждающая улыбка. Она пролила красное вино на себя и вино потекло по ее темному платью вниз, вдоль живота. Она засмеялась.

– Посмотри! Я бы хотела заполучить твоего Ганса. Я хочу, чтобы он был со мной. Чтобы любил меня, а не тебя. И я ненавижу тебя!

– Моя бабка была румынская ведьма! – кричит и смеется пьяная Ирен. – И я сама ведьма. Авелин, я ненавижу тебя! Ненавижу! Я сделаю все, чтобы Ганс не был с тобой!

Ирен поднимается во весь рост над Авелин, которая сидит на краю лодки. Но, пьяная, не удерживает равновесие и падает за край в воду.

Падая, Ирен хватается за Авелин и утаскивает ее за собой.

– Я заберу тебя с собой! – кричит Ирен.

Авелин пытается бороться с ней. Крики и… обе погружаются в глубину реки.

Мастер Кнут у себя дома. За окном ночь. После получения письма от Ганса с известием о гибели возлюбленной, при зажженных свечах, Рудольф Кнут останавливается на чтении Гете. На фразе: «Я телом так к тебе привязан, как будто кровь твою испил»

Фразе, обращенной Гете к будущей жене своей Кристиане Вульпиус.

Мастер Кнут закрывает книгу, встает из-за стола. Скрестив руки за спиной, он ходит по комнате, размышляя. Сверхчувственный мир. Внутри бытия и внутри сознания. В сознании и бытии. Ступени вниз. И ступени вверх. Вниз в подземный сад, недоступный восприятию земных чувств.

Если вверх, то сад пресветлый, где солнечный свет озаряет все и где пределы времени завершаются, ни звук, ни музыка, ни тишина не способны тот мир передать. Отразить. Выразить. И тьма не способна там быть. Но в подземном саду все иначе. Свет туда проникает иной.

Мастер подходит к стене. Прикасается к ней руками и начинает чертить на ней знаки. Стена растворяется и перед ним открывается сумрачный сад. Алые цветущие лилии в окружении кустарника под сумрачным небом, укрытым облаками, сквозь которые проникает мерцающий свет. Черные открытые катафалки, на которых возлежат женщины и мужчины. Некоторые в одежде, а некоторые обнажены.

Он смотрит на них, опершись на трость. От одной группы отходит женщина. На четвереньках она подползает к мастеру.

Это Ирен.

– Зачем ты убила ту, которую любил Ганс? – спрашивает он ее.

Она смеется. Пытается коснуться его. Тянет к нему руки. Мастер замахивается на нее тростью, она отползает от него. И внезапно поднимается в воздух. Одновременно с этим поднимается ветер. Он развевает длинное изорванное красное платье Ирен и ее густые черные волосы. Она смеется. Тогда Рудольф Кнут читает на латыни молитву для изгнания демона.

Мастер не успевает прочесть молитву полностью. Ирен падает на землю, шипит и, корчась, уползает от мастера Кнута в глубину сада, так и не ответив на его вопрос. Со злостью Мастер бьет по разросшимся в саду кустам тростью.

Отвернувшись от всего и всех, кто находится в саду, он прочерчивает в воздухе знаки и покидает мир подземного сада.

Ганс находится в своей мастерской. Ему снится сон. Он видит коленопреклоненного мужчину, обращенного лицом к иконе. На иконе не видно ни святого, ни лика ангельского, а только свет. Живой, золотой струящийся свет. Мужчина молится, и Божественный свет, идущий от иконы, окутывает молящегося, проникает в него, обволакивает его, и Ганс во сне внезапно понимает, что это и есть Божественный свет Великого Творца, из которого создается красота Божественная. Та энергия и сила, которой творится и созидается мир. И тот, кто стоит на коленях пред этой огромной иконой, принимает в себя этот свет, чтобы этой силой, которую он принял, творить! И Ганс понимает во сне, что сам хочет оказаться на месте этого человека, чтобы создавать красоту Божественную, Ганс понимает, что только после проникновения в него этого света он сможет создать, написать Божественный образ, изобразить Божественную красоту. Ганс пытается подробно запомнить то, что видит, чтобы написать картину, какой не писал еще никогда.