– Ничего.
– Мне жаль. Жаль, что тебе пока не дано этого ощутить.
– Жаль, потому что ты это чувствуешь, и это волшебно, что в случае с тобой просто невозможно, или…
– Потому что я думаю, что ты разочарован, Дерек, – рядом с ней это уже моё обычное состояние, и я мог бы прямо ей всё сказать, но никогда не дремлющая совесть не позволяет рискнуть обидеть, и я спускаю всю эту ситуацию на тормозах.
– Не бери в голову. Давай я просто отвезу вас домой. Будь добра, пристегнись.
– Но я никогда не пристёгиваюсь.
– Что ж, самое время начать и больше не прекращать. Пожалуйста.
***
– Вот ты и на месте, – ввиду того, что, находясь за рулём, я никогда не общаюсь ни с пассажирами, ни по телефону, это мои первые слова за последние двадцать-тридцать минут, проведённые в пути от ресторана до квартиры Лив, и говорю я их, уже стоя непосредственно в её прихожей. Здесь больше не пахнет исчезнувшими цветами, но всё равно царит уютная и приятная атмосфера благодаря тому, что здесь всё неразрывно связано с женщиной передо мной. Не буду врать, во мне, и правда, полыхает огорчение, горящее внутри буквально обжигающим огнём, но это неважно. Мы ведь условились больше не конфликтовать, и своё слово я однозначно сдержу. Тут без вариантов.
– Да, на месте, – она разувается и кладёт свой клатч на тумбочку, в то время как я захлопываю за нами дверь, потому что уходить вот так сразу будет очень невежливо, и сразу после поворачивается лицом ко мне, – спасибо, что… В общем, спасибо за всё. Я хочу сказать…
– Я понял. Можешь дальше не продолжать, – благодарности мне даже не нужны. Я просто не вынесу, если буду знать, что её презирают и ненавидят мои самые близкие люди, и при этом ничего не делать, а молча за всем этим наблюдать. Необходимо продолжать поступать правильно. – Не за что.
– Ну, тогда пока? – это звучит больше вопросительно, чем утвердительно и окончательно, и эта неуверенность странным образом накладывается на моё аналогичное чувство, всё обостряя и увеличивая его в объёмах, и вот я уже пересекаю разделяющее нас пространство, притягиваю Оливию ближе к себе и целую её сразу же глубоко и со страстью. Даже не пытаясь притворяться и убеждать себя, что это не то, чего я хочу, а просто очередное временное помутнение рассудка. Это не оно, никогда им не было и не будет. Я так чувствую и так сильно желаю верить, что она тоже.
– Хочешь, я уйду? – руки стискивают материал её платья по бокам, и ранее она уже ответила мне, откликнулась на несколько резкое и скоропалительное прикосновение моих губ, и, может, я не должен спрашивать, и это однозначно лишнее, но брать то, что хочется… Возможно, в том всё и дело, что отныне я должен лишь отдавать. Себя. Если и не ей, так ребёнку. А в остальном кто мы… кто мы друг для друга?
– Нет, – это отрывистый шёпот, позволение и согласие, – иди сюда, – и прежде, чем я успеваю подготовиться, Лив берёт меня за руку. Но это ощущается так до дрожи, до мурашек и до самых глубин сердца правильно, как, собственно, и нахождение в её комнате, что мои пальцы почти нежные и трепетные, но душа и тело голодают, так что… Одним словом, одежда и бельё исчезают быстро, с шуршанием соскальзывая на пол и чуть ли не теряя пуговицы в случае с моей рубашкой, но молния брюк и пряжка ремня поддаются без особых проблем, и, слыша дыхание, которое громче обычного, не знаю, своё, её или наше, я не могу не смотреть. На волнующее тело, на каждый его живущий в памяти изгиб или на возникшие изменения, которые ещё только подмечают глаза, и мои руки повторяют их путь, допущенные, осторожные и ласковые, а губы, возможно, произносят нечто опрометчивое и запретное:
