– Да черт его знает! – огрызнулся штурман. – Навигатор тоже отказал! Как будто все спутники в океан рухнули!
Угрюмченко, все это время копавшийся в сломавшихся приборах, озадаченно сморкнулся в платок и вспомнил:
– Иваныч, а у меня ночью радио заглохло! Слушал себе спокойно, и вдруг хопа! Я уж в нем ковырялся, ковырялся – ни хрена ни поймал! Только шипение и еще писк какой-то – как будто комары пищат. Вроде бы станция какая-то, только чего они там пищат-то?
– Я ж говорю – чертовщина творится… – пригорюнился Фабьев. – И на море пусто – во все стороны ни одного ориентира… Да и не видно в тумане ни черта… Что делать будем, Иваныч?
– Ну, тут с панталыку не решишь, тут покумекать надо… – задумался гигант мысли.
– Евлампий Петрович! – ворвалась в рубку Матильда Афанасьевна. Она единственная называла Угрюмченко по имени-отчеству – пожилой деловитый механик вызывал у нее симпатию. – Там в клозете свет сломался – выключить не могу! Я уже лампочку вывернула, а все равно светло! Почини, а?
– На судне гальюн, а не клозет! – раздраженно буркнул Фабьев. Но его никто не слушал – все устремились посмотреть на новую загадку.
Да уж, выглядело это весьма странно. Свет в «комнате задумчивости», несомненно, отсутствовал. Довольно трудно что-либо освещать, когда в патроне отсутствует лампочка.
Но все равно было светло.
– Чертовщина какая-то! – снова выдвинул свое единственное объяснение случившемуся Фабьев.
Сергей задумчиво почесал нос и отправился в свою каюту. Занавесил иллюминатор и выключил все источники света. Но темноты так и не добился.
– Ну, Серега, ну, экспериментатор! – восхищенно покачал головой наблюдавший за этим Колобков. – Может, это здесь эффект такой природный? Вроде как белая ночь?
– Папа, ну какая может быть белая ночь в четырех стенах? – вздохнула Света.
Сергей продолжал опыты. Он выложил из шкафа все вещи, вынул полки и с трудом забрался туда сам. Близнецы заперли его снаружи и выжидающе уставились на дверь.
– Как там? – спросил Грюнлау.
– Тесно, но светло, – озадаченно ответил Чертанов. – Откройте.
Близнецы даже не сдвинулись. Папа приподнял верхнюю губу, показывая клыки, и только тогда Гешка с Вадиком выпустили бедного сисадмина.
– А если одеялом накрыться? – задумался Вадик.
Гешка тут же проверил – это тоже не помогло.
– А что, мне нравится! – задумался Колобков. – Это ж как на электричестве сэкономить можно!
– Так не бывает… – растерянно отняла руки от глаз Света. – Свет же не может быть сам по себе!
– Темноту украли! – обрадовался Гешка. – Просто полонез!
Раньше близнецы очень часто и много ругались матом. Матери это ужасно не нравилось, и она в конце концов сумела их переучить, предложив вместо обычных матюгов использовать какие-нибудь редкие и непонятные слова. Близнецы сначала воротили нос, но жестокие репрессии со стороны родителей постепенно все же привели к нужному результату.
А потом им это даже понравилось – учителя, слышащие, как Вадик с Гешкой орут что-нибудь вроде: «Ехидствуй отсюда, евангелист хрестоматийный!», начали взирать на близнецов с уважением. Такой богатый словарный запас! Конечно, они не знали, что близнецы просто попросили старшую сестру написать им на бумажке побольше сложных слов, а потом выучили их, даже не задумываясь о смысле произносимого.
– Пошли по остальным каютам, везде проверим! – предложил Колобков.
Сергей вместе со всеми не пошел – он уже понял, что темнота исчезла отовсюду. Но как такое может быть? Ведь Света права, свет не может существовать сам по себе – ему необходим источник. Чертанов почувствовал, что у него начинает опухать голова.
