Мы резко обернулись к ней, и мне послышалось, что кто-то в толпе облегченно выдохнул.
– Это, – она сделала паузу, – труп!
Словно по команде, мы застыли как вкопанные. Я же почувствовала, что в области солнечного сплетения ожил страх и запустил свои тонкие ниточки-паутинки во все стороны, по которым тут же рванул холод, намереваясь окутать и обездвижить и без того многострадальное мое тело.
– Не неси чушь, – отреагировала Наталья, одна из гостей и друзей хозяев. – Сейчас все узнаем.
Наташа была у нас человеком решительным и трудно переубеждаемым, поэтому противоречить ей никто не стал. И, судя по общему гулу одобрения, сделано это было с умыслом. Никто не хотел быть первым и брать роль первопроходца на себя.
Наташа подошла к лежащему гостю и резко дернула за край куртки. Та слетела на пол, а мы замерли в позах, напоминающих каменные изваяния, с одинаковым выражением ужаса на лицах и остекленевшими взглядами (последствия влияния все того же ужаса). И причиной тому послужило то, что на диване разлегся (вполне даже вальяжно и с комфортом) неизвестный мужчина, у которого из шеи торчала изготовленная из дерева рукоятка ножа. Лезвие, по всей видимости, таилось в теле.
Его широко открытые глаза таращились в потолок, а обездвиженное тело, казалось, окостенело, утратив гибкость. И если кто-то из нас и не закричал в тот момент, то только по одной причине, ИРИНА. С гордостью и радостью в голосе она возвестила:
– Ну! Что я говорила? ТРУП!!!
Ирина, излучая всем своим видом чувство превосходства, обвела нашу компанию взглядом, в котором дополнительно к ее реплике читалось явное презрение к поразившей нас, словно напасть, глупости. Возразить на это было нечем. Ни у кого не нашлось аргумента, чтобы оспорить эту истину о трупе. Не в силах пошевелиться, я думала только о том, что на диван, на котором так комфортно разместился мертвец, теперь вряд ли кто решится присесть, а уж относительно прилечь вообще речи быть не может. Забыв о холоде как пола под ногами, так и воздушного пространства, безмолвствовали и друзья. И я готова была дать руку на отсечение, что догадывалась, о чем думает каждый из них. Вне сомнения, всех терзал один и тот же вопрос, а если быть точнее, два: «Кто это?» и «За что его?»
Причиной, по которой нас собрал Алексей, как я уже упоминала, мой двоюродный брат, был его день рождения. Праздновали мы его всегда весело и в непринужденной обстановке, со всеми прилагающимися атрибутами, присущими такому торжеству: песнями и плясками. Брата я своего считала парнем видным и даже не раз подчеркивала его внешнее сходство с актером Дмитрием Харатьяном. Светловолосый и голубоглазый, он и улыбкой обладал такой же, как знаменитый актер. Но что больше всего меня в нем ужасало и в то же время восхищало, это то, что брат, умудряясь за зиму нагулять пивной животик, в летнее время легко избавлялся от него, становясь худым и поджарым. Характером Алексей обладал легким, но с годами, правда, нет-нет да проскальзывала в нем такая неприятность, как сварливость. Смешливый и иногда казавшийся несерьезным, он выглядел противоположностью своей жене Марине. Сноха, этакая чернявая казачка с карими глазами и гордой статью, выделялась среди нас немногословностью. Вынудить Марину на разговор было делом непростым и требовало от собеседника либо достаточно продолжительного времени знакомства с ней, либо темы разговора, которая вызвала бы у снохи интерес. Со стороны они казались красивой парой, в которой Марина играла незримую ведущую роль, но брата моего она любила и поддерживала во всех начинаниях. И как бы трудно им ни приходилось, они всегда и везде были вместе. Шли по жизни рука об руку, плечо в плечо и всем остальным, чем там принято в народе описывать взаимную любовь и уважение в семейной паре.
