Поначалу Джебб кричал, что запросто добудет пару волосков, но то ли его таланты подкачали, то ли девственницы в замке повывелись, но дни шли, а нужный ингредиент все никак не находился. В конце концов, пепел все-таки принес красный, как рак, Онри: у кого и как он добыл волосы, парень не признался даже после двух кружек пива, так что его друзьям пришлось довольствоваться многочисленными предположениями – одно другого пикантнее.
Дальше дело пошло проще, и пару дней на чердаке радостно попыхивал нагло уворованный с кухни котелок, распространяя на всю округу невыносимый запах. Мажордом ругался, на чем свет стоит, гонял горничных и раз за разом устраивал бесконечные генеральные уборки, но так и не сумел отыскать источник вони. Разве что разок поймал в коридоре Куна и долго подозрительно обнюхивал его, но потом все-таки отпустил, не обнаружив в карманах юноши ничего предосудительного.
Друзья навещали Куна и его чердак ежедневно, если позволяла служба. Когда на дне безнадежно испорченного котелка наконец-то перестала побулькивать вонючая жижа, Джебб с гримасой отвращения ткнул в темные комья ножкой от сломанного стула и попытался сдвинуть один из них. Раздался сухой треск, и на другую сторону котла отлетел бесформенный кусок, похожий, скорее, на застывшую смолу, нежели на кристалл.
- Ты уверен, что все правильно сделал? – уточнил Джебб, все-таки насмелившись взять в руки странную массу и разглядывая ее на просвет. Просвета не было.
- Уверен, - Кун обиженно поджал губы. – Просто их еще на солнце нужно просушить. Тогда они превратятся в кристаллы. Наверное.
- Хм. На солнце, говоришь? - криво усмехнувшись, переспросил Джебб.
Все трое печально уставились в окно. Дождь моросил уже несколько недель: всю вторую половину лета и начало осени. На полях гнило сено, спорынья попортила большую часть урожая, дороги превратились в адское месиво, а защитный ров вокруг замка так переполнился, что мажордом даже повелел прекратить сливать туда содержимое ночных ваз, справедливо полагая, что еще пара недель такого дождя, и все это потечет обратно во двор замка. Так что их затея вполне могла остаться неосуществленной до самой зимы, а то и до весны.
...
Больше всех расстраивался Онри. Ее Величество по мере обострения болезни становилась злее и все чаще срывалась на окружающих – обычно, лакеях. Некоторых уже прилюдно выпороли за нерасторопность, так что Онри приходилось быть максимально внимательным и услужливым, чтобы тоже не попасться под горячую руку: в таких условиях мало было быстро реагировать на приказ и шустро бегать, выполняя поручение, нужно было еще и соображать вперед других.
Вот приказывает тебе королева, скажем, подать воды для умывания, так нужно не только воды принести, но заодно и полотенце поближе пододвинуть, капли с ее локтей поймать, случайно сбитую любимую пудреницу в воздухе подхватить, скамеечку вовремя подставить и целебный отвар наготове держать, памятуя, что болезнь не дремлет.
Угодить под розги Онри было никак нельзя, так что приходилось стараться изо всех сил. Он даже не знал, что в его случае хуже: армия или прилюдная порка. И в том и в другом случае пришлось бы рано или поздно оголить тщательно скрываемое тело. Потом непременно был бы скандал, унижение для него и его семьи, разговор с разъяренным отцом, а дальше… Дальше даже думать не хотелось. Вот если бы Куну и правда удалось открыть окошечко в другой мир – к суккубам ли, к драконам или эльфам, без разницы, лишь бы подальше отсюда – это было бы чудесно.
