Три сестры и Васька - страница 8
Но писала Акулине Арефьевне одна бабка Луша. Она была самая обязательная. Недаром Бригадиркой называли.
– Людей нельзя обижать. Людей надо любить, – говорила она.
Коробицу, плетёную из ивового прута, бабушка выволокла из зарослей крапивы, обтёрла и унесла в Акулинин дом. ключи-то сыновья ей оставили, как самому надёжному в Зачернушке человеку.
Заезжала как-то бабушка Луша к Акулине Арефьевне в интернат для престарелых. Погоревали на скамеечке.
– Все вроде по-доброму здеся, кормят внимательно. Всё мяконькое, протёртое дают. Для беззубых. Да ведь не дома, – сокрушалась Акулина Арефьевна. – Дома-то воля. Куды хошь, когда хошь иди, а здеся распорядок. Дисциплинка. Ложки загремели – синал завтракать.
– Дак эсталь вас. Без распорядка-то нельзя, – вроде оправдывала «дисциплинку» баба Луша, а Ваське сказала, что она бы эдак не смогла жить, когда расписано кому по какой половице ходить.
Хватало у бабушки Луши забот. Когда поубавилось коров в частном владении у жителей Коромысловщины да понаехали летом на отдых дачники из города, надумали Иван с Анфисой, что молоко из Зачернушки надо продавать. Если отцу некогда было заехать на тракторе, бабушка сама отправлялась в Коромысловщину.
Тоскливо и тревожно было Ваське, когда бабушка, уместив в две камышовые сумки четыре, а иногда и шесть четвертных бутылей молока, взваливала этот груз на плечо и отправлялась в Коромысловщину, чтобы оставить свой товар у сына для покупателей. Зимой увозила эти сумки в салазках-кузовках. Васькин тоскующий взгляд устремлён был вслед и хотелось ей, одинокой, заплакать в опустевшей избе. Помогала гармонь. Когда играешь, вроде бы и не одна. А надоест играть, сядет в окну и глядит на дорогу. Ждёт, когда появится на ней баба Луша.
Возвращалась бабушка с гостинцами, купленными в Коромысловском магазине. То яблочков принесёт, то пряников, а однажды положила перед Васькой целую гроздь винограда. Где растёт такая внуснота? Ваське хотелось самой вырастить виноград, а ещё арбуз, и она совала семечки в консервную банку, где росла герань. Виноград почему-то не всходил, а вот арбуз проклёвывался и выпускал пару махоньких листиков. А потом они хирели и вовсе увядали. Васька обижалась:
– Я ведь их поливала, а они…
– Тепла им мало у нас. Притосливые. Это нашу репу да редьку куда ни сунь – вырастет. А про арбуз много надо знать.
– Когда большая вырасту, так арбуз сама выращу, – обещала Васька.
Особенно надолго запомнилось Ваське одно апрельское утро, когда бабушка раным-рано стала её будить.
– Вставай, жданная, пойдём берёзовицу собирать, – сказала она.
Недовольная выбралась Васька из-под стёганого уютного одеяла. Спать охота. Зевая, вышла на крылечко. Надели куртки, обули сапоги. Бабка Луша поставила в сумки четыре трёхлитровые банки, а одну дала Василисе в руки.
– Бастенько держи, не урони.
– Куды поволоклись? – окликнула их Дуня Косая.
– Да по берёзовицу, – отозвалась баба Луша. – Попоить девку надо.
Тёплая туманная ночь согнала снежную белизну. До неузнаваемости изменила всё вокруг. Бирюзово полыхали озими на верхнем поле, где ещё вчера лежал снег. Покраснели кусты тальника на обочинах дороги. Утро мглистое. Солнце в дымке, никак не пробьётся сквозь туманное молоко. Поднялись по дороге, и в сини лесов открылись будто маячки башенки белой коромысловской церкви. Казалось всегда, что они рядом стоят одна возле другой, а тут отдалилась зимняя церковь от колокольни. Чудо какое-то случилось.