Вранов-над-Топлёу, Словакия
Апрель 1942 года
Хая сидит у окна в той же самой позе, в какой сидела Ливи несколько дней назад.
– Хая, мы услышим, когда она придет домой. Пожалуйста, отойди от окна. – Ицхак ласково дотрагивается до плеча дочери, чувствуя, как у нее напрягаются мышцы.
Хая не опускает шторы – она не пропустит приход Магды.
– Отец, я не знаю, как мы расскажем ей о девочках. – Хая устремляет взгляд на улицу.
Ицхак вздыхает. Его волнует то же самое.
– Заварю липового чая, – говорит он в ответ, и Хая кивает.
Она прижимается лицом к окну, и ее слезы скользят по стеклу, пока она бормочет молитвы, цепляясь за свою веру. Ей необходимо верить, что эти сильные слова дойдут до Циби и Ливи независимо от того, как далеко они находятся, что девочки услышат эти слова и узнают, что она жаждет их благополучного возвращения.
Повернувшись, чтобы взять у Ицхака чашку с дымящимся чаем, Хая не видит подъезжающей машины доктора Кисели. Магда выскакивает из машины, даже не дождавшись полной остановки, и бежит по тропинке.
Когда Магда врывается в дверь, Ицхак быстро берет чашку из рук Хаи, пока та не уронила ее. Потом отходит в сторону, а мать и дочь бросаются друг другу в объятия.
На пороге появляется доктор Кисели и ставит на пол небольшую сумку с вещами Магды. Ицхак и доктор обмениваются рукопожатиями. Доктор Кисели озирается по сторонам, понимая, что Циби и Ливи здесь больше нет.
– Как Магда? – наконец спрашивает Ицхак. – Она выздоровела?
– Она здорова и чувствует себя хорошо. – Губы доктора растягиваются в улыбке, но глаза не улыбаются.
– Хая, пора сказать Магде. – Ицхак поворачивается к дочери и внучке, не разжимающим объятий.
– Что сказать? – Магда отстраняется от матери. – Где Циби и Ливи?
– Иди сюда и сядь, милая моя, – произносит Хая дрожащим от слез голосом.
– Я не хочу садиться. – Магда смотрит на деда. – Ты знаешь, где они?
Ицхак не отвечает. Доктор Кисели откашливается:
– Мне пора идти, но, если ты почувствуешь недомогание или поднимется температура, я немедленно приеду.
Ицхак снова пожимает руку доктору Кисели и благодарит его. Он смотрит, как доктор идет к машине, потом закрывает дверь и, повернувшись, встречается взглядом с испуганными глазами Хаи и Магды.
– Пожалуйста, сядь, Магда. Так будет легче.
Женщины садятся на диван, а Ицхак устраивается на единственном удобном стуле. Магда с силой сжимает руку Хаи, и Хая не противится этой боли.
– Магда, твоих сестер увезли работать на немцев. Мы не знаем, где они, но они были не одни. В тот день забрали многих наших девушек.
– Увезли работать на немцев? – Магда в ужасе. Разве доктор Кисели не говорил ей, что ее сестры в безопасности? Разве не говорил, что Ливи слишком молода, а Циби не живет дома? – Не может быть!
– Хотелось бы мне, чтобы это не было правдой, – произносит ее дед.
– Но когда?
– Два дня назад. Их всех увезли два дня назад.
– В Шаббат? – Магда медленно осознает тот факт, что сестер дома нет, что Циби сейчас не в лагере «Хахшары», а Ливи не в саду; Ицхак кивает. – Зачем они это сделали? Почему поехали работать на немцев?
– У них не было выбора, сокровище мое. В списках глинковцев было только имя Ливи, и Циби поехала, чтобы позаботиться о ней.
– На какое время?
– Мы не знаем, – вздыхая, отвечает Ицхак. – Надеемся, не очень надолго. Говорят, они будут работать на немецких фермах. Могут пробыть там все лето.
