Та же, в свою очередь, прекрасно знала, что снаружи есть гружёная телега, ведь по ней она тихо и взбиралась не так давно, чтобы проникнуть в спальню к иноземному гостю. Но теперь её ждал неприятный сюрприз. Телегу в этот самый момент посреди ночи грабили двое приятелей-усачей. По крайней мере, тяжёлые бочки оттуда доставали они вдвоём, а стоял ли кто третий или даже четвёртый на шухере близ перекрёстков на улицах, оставалось не ясным.
Один, что покрепче, носил шляпу с неширокими опущенными полями и имел густые усы щёточкой. У второго, худощавого в полосатой шапке с помпоном, усики были тонкие, но выразительные, а подбородок украшал небольшой треугольник из чёрной щетины в ямочке под нижней губой. Он от внезапного появления убийцы с лезвиями вместо ног уронил бочку соратнику на ногу, отчего тот громко заорал. А упавший на брусчатку деревянный сосуд лопнул, треснул вдоль просмоленных досок и рассыпался содержащимся внутри серебром.
– А ну не троньте церковное добро! – раздался звонкий картавящий голосок немного сонной монашки, выскочившей наружу на крики и звон монет.
– Быстрее, уйдёт же! – тем временем у окна скомандовал Берн, первым начиная вылезать наружу и махнув рукой за собой.
Отвлёкшаяся на его голос монахиня завидела и вооружённую убийцу сверху. Ты спрыгнула с покрытой брезентом части на крышки нижних маленьких бочек, с них ловко на дно кузова, а оттуда на землю, точнее – на ромбовидные гранитные камни, которыми была устлана улица вдоль этого края таверны.
– Стоять немедленно! – преградила монахиня путь Тринадцатой, вероятно, решив, что она часть банды грабителей.
Церемониться с белокурой картавящей девушкой наёмница не собиралась: её лезвия резко пронзили чёрную рясу в районе плеч, живота, даже горла, вот только реакция жертвы заставила девушку с чёрной повязкой на глазах вдруг замереть.
Её соперница не визжала, не истекала кровью, не падала замертво. От случившегося опешила даже выглядывающая, не успевшая толком вылезти из окна наружу Ассоль. Мимо неё мангустом метнулся анимаг, стрункой-столбиком вытянувшись, стоя поверх наполовину крытой телеги.
Монахиня же, сделав ещё более суровое лицо, оттолкнула вооруженную наёмницу от себя к двум опешившим усачам, нагребавшим под шумок серебришко в карманы. Тринадцатая встала в боевую стойку, готовая продолжать схватку с незнакомкой, а та скинула изрезанную в лохмотья рясу, обнажив сине-серебристый костюм.
Тут же стало понятно, почему телосложение её казалось немного нескладным. У девушки были крупные наплечники, несколько защитных пластин вдоль рук, плотные перчатки, блестящий нагрудник, снизу переходящий сзади и по краям в юбку. Спереди же были видны защищённые элементами брони утеплённые штаны поверх стройных и длинных ног белокурой красавицы.
Прочные пластины с зигзагообразным острым узором по краям, немного напоминавшие молнии, защищали девушку выше колен, обхватывая бёдра. Вдоль живота тянулись тонкие полосы многосоставных прилегающих доспехов, чередуя серебряный и синий оттенок. И даже горло прикрывало эдакое «защитное ожерелье». Узорчатый набор составленных вместе металлических элементов, не то в форме креста, не то в форме якоря свисающий вниз, прикрывая не до конца защищённую сверху грудь.
Для её нежного и миловидного личика с алыми губками все эти доспехи выглядели грозно, но неуместно. И всё же едва ли монахиня носила всё это просто так. Вероятно, девица имела своеобразное прикрытие за счёт простой рясы. Может, вообще специально поставила телегу в этом месте, устроив засаду для ночных воришек – хоть сейчас и выглядела какой-то заспанной, – а попалась по итогу вот эта вот леди с конечностями из металла и повязкой на тоже довольно молодом и красивом лице. Две боевые белокурые девушки замерли на мгновение, приглядываясь к друг дружке на освещённой фонарём улице.
