Корпус отчетливо разделяется на две части, первая из которых сформировалась в XVII–XVIII веках, а вторая часть сложилась в основном в XIX–XX веках. Разница между ними велика, поскольку вторая часть представлена работами, в которых здание нарратива возводится на научном базисе, с применением всего арсенала исторической науки. Переход от следования летописным традициям к научности произошел после первой дискуссии о варягах между М.В. Ломоносовым и Г.Ф. Миллером, а также после появления трудов А.Л. Шлецера, в особенности его «Нестора». Немецкие историки, вооруженные уже довольно развитым в немецкой исторической науке арсеналом критики источников, без особого труда свалили киевский «Синопсис», заставив творцов русского национального нарратива всерьез заняться научным базисом.
Летописание до Петра и при Петре
Чтобы не оставалось недосказанности, нужно эту гипотезу об отмирании летописания окончательно свалить. Не так трудно собрать сведения о том, что оно вовсе не отмирало в XVI веке. Крупный знаток русской летописной традиции Арсений Николаевич Насонов писал в 1969 году: «Однако новые данные позволяют внести существенную поправку в наши представления. Не только в XVII веке, но и в начале XVIII века, в петровское время, были попытки составления официальных летописных сводов»[21]. Осторожный тон и ссылка на книгу Лихачева, цитированную выше, могут обмануть читателя и породить у него представление, что Насонов только слегка корректировал расхожие представления. Мол, появились новые данные, и потому будем считать так. Однако в дальнейшем у него есть куда более резкое высказывание, прямо заточенное против Д.С. Лихачева: «Мнение о том, что «летописи в глазах Петра не имели официального значения», теперь оказываются более чем сомнительными»[22].
Итак, летописи существовали наряду с новыми формами, пробовавшимися сочинителями. О них С.Л. Пештич пишет: «Нельзя не отметить, что у историков или историков-летописцев XVII века зачастую научность уживалась с религиозным мировоззрением, теологическим и телеологическим представлением об истории»[23]. Иными словами, авторы этих работ не порывали с одной из главных особенностей летописания – религиозным подходом. Это прекрасно видно на примере сочинения С.У. Ремезова об истории Сибири. Вот оценка В.Г. Мирзоева ремезовского сочинения: «У Ремезова, писавшего примерно через 100 лет после похода казаков в Сибирь, Ермак получает ореол святости и превращается в житийный персонаж… Ремезов сравнивает его с библейским Самсоном, изображает его действующим в молитвах и постах, подробнейшим образом описывает чудеса, будто бы свершавшиеся над его телом»[24]. По-моему, очень яркая характеристика труда писателя XVII века.
Не порывали они и с летописным материалом. Исторические сочинения этого времени представляют собой своего рода краткие конспекты летописных сводов и обширных летописей с некоторыми комментариями. И есть многочисленные сведения о том, что в это время на задачи исторического сочинения смотрели именно таким образом.
В 1630 году завершается составление «Нового летописца». Это сочинение, повествующее о Смутном времени и охватывающее правление Ивана Грозного, Годунова, самозванцев, избрание Романовых и правление Михаила Федоровича. «Летописец» проповедовал идеи божественности, наследственности и всенародном признании царской власти. Л.В. Черепнин характеризует основные идеи этого сочинения таким образом: «Царская власть утверждается Богом, права династии на престол освящаются божественным промыслом… Божественным предопределением выдвигается на престол определенная царская линия, в пределах которой власть переходит по наследству… Бог передает власть определенной фамилии, но это божественное предопределение находит свое выражение в голосе народа. Народ открытым высказыванием своей воли выявляет волю Бога»
