Три жизни (сборник) - страница 6

С сумкой через плечо беспечно спустился и я. Пассажиры затолпили весь пролёт и ждали, пока матросы затягивали швартовые, укрепляли трап. Взгляд мой блуждающий вдруг прикованно остановился, как на вспышке света, – впереди, в гуще людской, спиной ко мне стояла она, вчерашняя девочка. По одним волосам, по узким плечам сразу узнанием кольнуло: она, наконец-то она! Всё-таки она здесь, эта девочка, здесь! Она есть! Вот и ждал, а получилось как неожиданно! «Чего это ты, гусь, так возрадовался? – боднул я озорно взыгравшее сердце. – Ведь решено же – восьмиклашка, не старше, – и успокойся.» «А не чёрт ли с ним, что восьмиклашка! – резал другой голос. – Я её вижу! Это одно – всё! Боже, надо же!»

А люди стоят себе, окружают её, как ни в чём не бывало.

На этот раз она была не в красной кофточке (почему и не сразу заметил), а в светло-жёлтой кружевной, лёгкой сорочке с длинными рукавами, на которую свободно ниспадали пряди слегка вьющихся каштановых волос. Сейчас я видел её только в спину, но снова пришло вчерашнее ощущение странно-волнующей какой-то отвлечённости, отдельности её от всего окружающего, в то время как всё окружающее одушевилось и зажило праздничной отмеченностью присутствия этой девочки. Глядишь, чуть остудиться реальностью, на пожарный стенд с вёдрами и баграми, на график вахт команды, на портрет Маркина, на шланг, свёрнуто висящий на крюке, – всё дышало её существом. Она же стоит среди скученных людей и видит всё, что делается, но смотрит словно бы со стороны, и совершенно не подозревает (где вы, биотоки!), что кто-то замеревший сзади толпы смотрит на неё в таком волнении.

Впереди задвигались, затолкались, тщась соблюдать порядок – дали выходить. На причальной площадке пассажиры бодро и цветасто рассредоточивались кто куда.

Я нашёл взглядом жёлтенькую блузку, каштановый спад волос, совсем было затерянные в общем потоке выходящих, и тут увидел с девочкой того мальчугана и ещё какую-то простоволосую девчонку ростком поменьше её. «В лицо, в лицо увидеть! И постараться обратить на себя внимание.» В несколько шагов я был уже рядом и, совсем близко обгоняя их, якобы машинально обернулся. Она посмотрела как на просто обгоняющего – и этот первый взгляд её был безлично приветливый взгляд прохожей, по настроению момента. Вылетев перед ними, я всей спиной, затылком почувствовал себя на виду и как на костылях расхлябисто понёсся вперёд, пересекая им путь. «Вот тебе и восьмиклашка! Спокойно пройти не смог, – подумал тут же, задыхаясь от возбуждения, а сознание торжествовало: – Но и она уже знает о моём существовании. Знает!» Отойдя к зданию речного вокзала, ещё оглянулся – они шли к грузовому порту неподалёку, где клювастые подъёмные краны разгружали или грузили баржи. Теперь она была в чёрных брючках и от этого показалась мне взрослее, женственно грациозней – светлая фея детей, которую они любят и слушаются. «Увидел всё-таки, а! – всё не отпускало с первой радости. – Ну, слава Богу – здесь; значит, буду, должен видеть…»

На троллейбусной остановке, конечной здесь, на привокзальной площади, стояла очередь, в основном наши же, пароходские, – поэтому ничего удивительного как будто бы и не было в том, что в троллейбусе я оказался бок о бок стоящим… проказы дьявола! – с Ларисой; руки наши держались за один поручень, могли нечаянно соприкоснуться. Мать её с Афродитой Германовной сидели напротив и, так как я весьма откровенно косил на её руку, плечо и лицо, – заметили и взяли меня на глаз, впрочем, как я расценил, довольно благожелательный… У центрального универмага троллейбус опустел – все наши пароходники сошли как по команде и рассеялись в городской толпе, окунувшись в свою родную стихию.