— Ты сумку забыла, — Урош скалится в улыбке.
Я смотрю на крыльцо, на котором стоит термосумка, потом на окно. Темных силуэтов не вижу, но от этого не легче.
— И что у тебя с машиной?
Хватаюсь за ключ и молча его проворачиваю. Мотор в глубинах механизированного нутра вздрагивает и с урчанием заводится. Без слов и прощаний жму на педаль газа, дернув руль вправо.
— Эй! — возмущенно восклицает Урош вслед моему истерично тарахтящему корыту. — А сумка?
Машина резко глохнет, и меня дергает вперед. Из капота валит дым, и я вижу в зеркале заднего вида, что Урош решительно шагает ко мне.
— Нет! — я бью ладонями о руль и выскакиваю из машины.
Оглядываюсь на Уроша, который неожиданно притормаживает и подозрительно щурится, будто ждет, что я побегу, и он готов кинуться за мной.
— У тебя машина сломалась.
Пячусь, откашливаясь от едкого дыма. Побегу, и меня точно не ждет ничего хорошего. Меня в любом случае нагонят. Я знаю это.
— Я хочу уйти.
— В лесу опасно, особенно ночью, — Урош делает бесшумный шаг и скалится. — Волки тут водятся, и они будут не против полакомиться милой девочкой.
— Да, — я сглатываю, — слышала я одного…
— И как тебе?
— Как мне что?
— Его песня, — Урош очаровательно улыбается и горделиво встряхивает волосами.
Я немного озадачена вопросом.
— Жутко, — отвечаю я и ежусь.
— Ладно, так меня тоже устраивает, — смеется и шагает.
— Нет! — вскидываю руку. — Не подходи!
— Что? — Он возмущенно охает. — У тебя машина дымит, дай посмотрю.
Я отскакиваю от Уроша в сторону, а он нагло открывает капот и с ругательствами отшатывается от клубов дыма. Отступаю на несколько шагов, и он тут же переводит на меня тяжелый взгляд.
— Во-первых, ты заблудишься, во-вторых, тебя могу сожрать, и, в-третьих, с твоей колымагой все плохо.
— Да ты даже не посмотрел, — сипло отзываюсь в надежде, что когда он обратит свой взор на нутро машины, я по-тихому слиняю.
— Пошли в дом.
— Нет.
— Да.
— Нет.
— Быстро в дом! — рявкает, и мне кажется, что глаза Уроша на мгновение вспыхивают желтыми огоньками в темноте. — Никто тебя не отпустит одну в ночь! Повторять не буду, — понижает голос до вибрирующего рыка. — Никто тебя не съест.
Ноги идут к дому под гнетущим взглядом Уроша, но мою грудь переполняет желание скрыться в ночных тенях с криками. Я не хочу в дом, где распивают алкоголь трое мужчин. Любой потом скажет в случае чего, что я сама-дура-виновата, но меня будто лишили воли и на невидимом поводке тянут крыльцу.
— Домой хочу…
— Да не нервничай ты так, — Урош бесшумной тенью следует за мной, а мне чудится, что это не шаги человека, а поступь зверя. — Накормим, напоим, обогреем.
На последнем слове он хмыкает, и я тихо шепчу:
— У меня есть парень…
Ложь моя неубедительная и жалкая. И даже если бы где-то у меня и был молодой человек, то что бы поменялось? Разве смог бы он выступить против трех выпивших мужчин в попытке отстоять мою честь? Да кадык бы ему вырвали и схрумкали. Передергиваю плечами. Я не об избиении или убийстве подумала, а о каннибализме. Они бы точно сожрали моего воображаемого парня, а со мной сотворят нечто иное.
— Парень, говоришь, — с коротким смешком перескакивает низкие ступени крыльца и услужливо распахивает передо мной дверь, вглядываясь в лицо. — Нехорошо лгать, милая, Альфе.
У меня внезапно ноги подкашиваются от его низкого и сердитого голоса, и до костей пробирает страх.
— Тише, — Урош приобнимает меня за плечи, не позволяя осесть на пол.
