Тридцать дней в Париже - страница 17

На обратном пути Джулиет замедлила шаги возле магазина, представлявшего собой нечто среднее между старой аптекой и антикварной лавкой, где товары были выставлены на великолепных старинных столах и полках. Для ее апартаментов ей недоставало только ароматической свечи. Джулиет могла бы провести в этой лавке весь вечер, но в конце концов нашла свечу, которая пришлась ей по душе и показалась подходящей для парижского приключения. Оплачивая покупку, она подумала, что обычно такие деньги тратят на дни рождения или Рождество, но чувствовала, что заслужила это.

Вернувшись в квартиру, Джулиет развернула покупки, поставила сыр доходить до комнатной температуры, фрукты выложила в миску на столе, зажгла свечу и поставила ее на консольный столик – пламя заплясало в зеркалах. Она подрезала стебли роз и поставила их в вазу рядом со свечой. Нашла в смартфоне песню Жюльетт Греко[27] и подключила его к мини-динамику, который привезла с собой, – дети подарили на день рождения. Затем открыла окно и впустила мягкий ночной воздух. С улицы доносились голоса: люди шли на ужин, на концерт, к друзьям.

Джулиет налила себе бокал вина, покатала на языке насыщенную тягучую жидкость. И, ощущая, как напряжение последних месяцев сползает с ее плеч, словно сброшенный лисий мех, поняла, что теперь, благодаря дополнившим интерьер штрихам, она чувствует себя как дома. Джулиет перечитала написанное в поезде и подумала, что, возможно, она поработала бы еще немного, коли есть подходящее настроение.

Музыка, вино, свечи – что еще требуется, чтобы вызвать музу?

Проснувшись на следующее утро, я не сразу поняла, где нахожусь. Доносились незнакомые звуки детского плача и высокие пронзительные голоса. У изножья кровати стоял шкаф, окно закрывали длинные льняные занавески, а на крючке у двери висело мое пальто. Озадаченная, я села. В голове всплывали вчерашние воспоминания, ноздри улавливали запах кофе – темный, дымный, вкусный. Только его было достаточно, чтобы меня поднять.

На кухне Коринн, одетая в черный шелковый халат, нарезала багет. Она выглядела так, словно ходит во сне, а синяки под ее глазами были еще темнее, чем когда я впервые увидела ее. Малыш свернулся в кресле и ворковал что-то под нос.

– Гуго! Шарлотта! – прохрипела Коринн, пронзив меня взглядом.

Она отрывисто кивнула, схватила с плиты кофейник – вот-вот закипит, – обожгла руку и выругалась. Внезапно в кухне воцарился хаос. Коринн всхлипывала от боли, Артюр начал плакать, и вбежали Шарлотта и Гуго.

– Вам надо подержать руку под холодной водой, – сказала я Коринн.

Она безучастно посмотрела на меня. Я показала на раковину, подбежала к ней и повернула кран холодной воды, указывая на ее руку:

– L’eau froid[28].

Я ободряюще кивнула, удивляясь, отчего женщина с тремя детьми не знает простых правил оказания первой помощи.

Коринн не шевельнулась. Я взяла Артюра на руки и, пытаясь успокоить его, повторила:

– Eau froid.

Гуго и Шарлотта прыгали по кухне, что только усиливало напряжение. Я потрепала каждого из детей по плечу и указала на багет.

– Mangez[29], – сказала я им, но они слишком переживали за свою мать, чтобы послушаться.

Коринн смотрела на красную отметину на своей бледной руке. Я подумала, что, возможно, она в шоке.

Появился Жан Луи в коротком темно-синем халате и бархатных тапочках, волосы его были взъерошены, глаза блестели. Все началось сызнова. Коринн вопила еще пронзительнее, чем дети, Артюр заплакал сильнее. Жан Луи посмотрел на изливающий воду кран, подвел жену к нему и, несмотря на протесты, сунул ее руку под струю.