Главарь смотрел на это остановившимся взглядом, совершая бессмысленные глотательные движения.
– Ну что, – жутко осклабился Абакумов, – продолжим?
Тот все смотрел немо и завороженно. Черт знает, что творилось в его башке. Но c тем же заторможенным видом он полез за пазуху, откуда вытащил финский нож с клинком-«щучкой».
– О как, – не удивился капитан. – Фехтование? Ну, попробуем.
Грабителя отчаянно разрывало, до одури, до немоты. Он чуял, что лучший выход сейчас – развернуться и бежать без оглядки, чем дальше, тем лучше. Но дурное самолюбие не позволяло.
Он сделал вялый выпад ножом, примитивный, без финтов, но видно, что этому его кто-то когда-то учил. Конечно, Абакумов легко ушел от тычка, легко перехватил руку, крутанул ее.
–Ап! – подавился собственным всхлипом горе-гангстер.
Рывком капитан развернул нападающего спиной к себе. Тот ощутил, что обе его руки словно угодили в стальные клещи, дернулся, но вышло что-то вроде судороги, лишь шляпа слетела.
– Самое то, – ухмыльнулся Абакумов.
Шестипудовой массой он швырнул противника в кирпичную стену, башкой вперед. Череп врезался в камень со звуком пустой фанерной коробки, а капитан тут же отбросил уже бесчувственное тряпочное тело назад.
Сержант смотрел на это с немым восторгом, как на живое кино. Начальник областного управления, без пяти минут генерал! – так про себя армейцы и НКВД-шники называли чинов от комбрига и выше (в НКВД комбригу равнялся майор госбезопасности) – с такими навыками рукопашной. Вот это да, вот это класс! Вот опер так опер!..
Ползучее восстановление царских воинских званий началось несколько лет назад, правда, подпоручики и поручики при этом превратились в лейтенантов и старших лейтенантов, а генеральские чины официально все еще были под запретом. Но ясно было, что не горами время, когда вернут и их.
– Ну, товарищ капитан… – только и вымолвил его спутник.
– Учись, сержант, – хмуро бросил Абакумов.
Теперь он сам вынул из потайного кармана куртки пистолет – бельгийский «Браунинг хай пауэр», подошел ко второму поверженному, начавшему подавать признаки жизни.
С короткого замаха рукоятью браунинга Абакумов врезал лежащему в челюсть, вновь отправив того в беспамятство. Шагнул к другому лежащему, и тому добавил такого же подарка. И, наконец, шагнул к главарю.
Тот лежал без чувств и без движения, но капитан носком сапога перекинул тело вверх лицом и беспощадно, сокрушительно трижды пробил рукоятью в челюсть, скулу и выше.
– Вот так, – сказал он, распрямившись и брезгливо отряхнув руки. Пистолет уже исчез в недрах одежд. – Ну-ка, давай эту падаль стащим с дороги… А, вон нужник, кажется? Давай туда.
Тела отволокли к сортиру.
– Подохнут на морозе?.. – неуверенно спросил сержант.
– Тебе жалко? – хмыкнул начальник.
– Да ну! – как-то даже испуганно откликнулся подчиненный. – Я к тому, что если что… ну, трупы там…
– Не думай о том. Это мои заботы. Разберусь. Подохнут, так подохнут, а живы останутся, глядишь, умнее станут. Хотя это вряд ли… Ну, идем! Далеко еще?
– Да нет. Минут пять ходьбы.
Сержант глянул на часы и поразился: вся схватка, включая словесную дуэль и перетаскивание поверженных, заняла меньше четырех минут. И никто не шелохнулся вокруг. Правда, место глухое, хоть и освещенное – урки знали, где нападать.
– Совсем немного. Вот сюда… – приговаривал сержант. – Как вы с ними лихо, товарищ капитан! Я глазом не успел моргнуть!
