Но шеф совсем не рассердился.
– А потому, – сказал он добродушно-назидательно, – что я один секрет знаю.
Тут сержант по-умному промолчал, а капитан не стал спешить с раскрытием секрета. Какое-то время шли молча, и глаза вроде бы привыкли к темноте, стали что-то различать… Спустя полминуты сержант приостановился, произнес вполголоса:
– Сейчас сюда… – и повернул вправо.
Сюда – это на две ступеньки вниз, в дверь, и узеньким вонючим коридорчиком в соседний двор. Сержант вынул карманный фонарик с цветными светофильтрами, включил синий на пять секунд – ровно для того, чтобы не зацепиться за что-нибудь, не загреметь. Воняло же сушеной рыбой, что ли.
Выходная дверь чуть скрипнула, выпуская чекистов во двор, столь же несуразно узкий, что и первый, зато освещенный: метрах в двадцати слева подвесной фонарь в жестяном колпаке слегка покачивался на проводе, плескал тусклым светом на грязную землю, стены и страшно убогий деревянный пристрой: сарай-не сарай, курятник-не курятник, черт-те что. Туда, влево, и повернули двое.
Жестяная шляпа фонаря подрагивала от судорог ветра, каким-то путем залетавшего сюда, в каменную щель – и колыханье светового пятна придавало мрачным пространствам призрачную видимость жизни. Свет, тень, туда-сюда – как в страшной сказке про оживших мертвецов.
Впрочем, чекистов этим было не пронять. Никакие тонкие струны их души не задребезжали, профессиональный взгляд отметил детали обстановки, и все. Путники приблизились к фонарю…
И вот тут-то у Абакумова засигналило предчувствие чего-то, что осознать он не успел.
Когда они вошли в колеблющийся световой круг, именно в этот миг, не позже, не раньше – пространство ожило по-настоящему.
***
Прямо из тьмы навстречу идущим шагнула рослая фигура.
– Стоять, фраера, – сказала она непередаваемо наглым тоном хамского превосходства.
И сзади Абакумов не услышал, не увидел, а шестым чувством угадал еще чье-то недоброе присутствие. Обернулся – ага, стоят двое в кепках, в ватниках. Быдло, шпана дешевая.
– Не крутись, фраерок! – глумливо хохотнул первый, – никто не поможет! Ни Сталин, ни Ленин с того света. Здесь ихней власти нет. Здесь я власть! Понял?
В отличие от тех двух этот был в неплохо сшитом сером пальто, шелковом кашне, мягкой шляпе – ни дать, ни взять американский гангстер из Чикаго. Насмотрелся где-то в кино, придурок, и думает, что он красавчик… Хотя, и вправду, хорош собой, гаденыш: высокий, статный, тонкое юное лицо, темные брови, белозубый оскал. Девки, должно быть, дурные свои головы теряют, глядя на такого… Да он и сам дурак. Полный и безнадежный. Ну, слишком умные вообще гоп-стопом не промышляют, но и среди таких есть те, кто догадался бы, что этих двух лучше не трогать. Но – совсем нет ума, на базаре не купишь.
Чекисты расположились уступом: капитан сзади и левее сержанта, но практически плечом в плечо. И по едва заметному движению, касанию сержанта Абакумов понял, что напарник сейчас сунет правую руку за пазуху, где у него наверняка оружие.
Стрелять ни в коем случае было нельзя!
Капитан чуть подтолкнул сержанта плечом, и тот все понял. Движенье прекратилось.
Абакумов ухмыльнулся:
– Власть, говоришь? – и осклабился шире: – А ты себя в зеркале видел, перхоть? Нет, ты слыхал: власть он здесь, чмо позорное! Да тебе в сортире дрочить, пока мамка не видит, а ты вздумал по ночам гопничать!..
Капитан говорил все это, испытывая остро нарастающее наслаждение. И говоря, видел, как меняется лицо гангстера, прямо-таки читал по этому лицу отказ мозга воспринимать происходящее. Чтобы жертва так базарила?.. Да нет, ну нет же!
