Шум и солдатская суета не давали сосредоточиться. В гостиничном доме пьянствовали офицеры, а в гарнизоне происходило нечто невероятное.
Несколько кабаньих рот загрузились в машины и выехали из части. Коты подумали, что все военные покинули гарнизон, но ближе к полуночи послышалось повсеместное завывание. Пели в курилке, у штаба, на плацу. Пели отвратительно и гнусаво. Кабаний гимн звучал сегодня весьма уныло. Возможно, лишь потому, что исполняли его недавно призванные на службу новобранцы.
– Ну, вроде готово, – довольный собой мякнул Барс.
Наконец-то, ему удалось наполнить шприц лекарством. Пока рыжий готовил дозу – испортил четыре иглы и разбил пять ампул. Шприцы валялись на пыльном полу; там же под светом фонарика блестели осколки тонкого стекла.
Шмаль шустро спрыгнул с балки, приземлившись одной лапой точно между двумя стекляшками. Барс недоверчиво прищурился, но промолчал.
– Заканчивай канитель, земеля, а то помру прямо на этой чёртовой крыше, – нехотя повернулся спиной к другу чёрный кот и поднял хвост.
– Этот укол надо в вену поставить. Лапу давай, босс.
Шмаль закатил глаза и пожалился:
– Живого места на мне не осталось. Замучил ты своими уколами.
– Подсвети лучше – и не дёргайся, – спокойно говорил Барс; его терпению могли позавидовать гибридные ленивцы из очень далёкой Страны Гондурас.
Ещё в больнице место для инъекции один ловкий енот-санитар предусмотрительно выбрил наголо лезвием. Потом он продезинфицировал лысую кожу и залепил пластырем.
Рыжий, будто знающий толк лекарь, нащупал вену и максимально нежно ввёл под кожу иглу.
– У-уф, ну, ты садист, в натуре! – зашипел Шмаль.
– Всё, босс, уже не больно… Сейчас поможет и отпустит, – успокаивал друга Барс.
Чёрный страдал, словно его резали по живому. Но долго притворяться не мог. У него много дел в мире непредсказуемых гибридов – и разводить нюни не в его правилах.
– Присядь, босс. Отдышись. Пять минут и ты снова целенький, – улыбчиво посоветовал рыжий.
– Да грязно здеся внизу, – мякнул чёрный и, ловко подпрыгнув, будто бы и не терял сознание, снова устроился на балке. – Братан, ты фонарик выключи. Батарейку береги. Сейчас перекурю и пойдём посмотрим, что наши кабанчики творят.
***
Три часа ночи. Было холодно, потому что гарнизонную гауптвахту отапливали отвратительно.
Капитан полиции Зубов и старый Шульц сидели в отдельной камере. Камера оказалась просторной. В ней даже была труба отопления. Но тепла труба не давала. Она ржавела под потолком и годилась лишь для того, чтобы закрепить на ней солдатский ремень и молча повеситься.
За окном валил снег. Через дырку в стекле задувал уже не осенний ветер. Зубов пристроился на узенькой доске, торчащей из стены размером не больше обычного кирпича, и кутался в бушлат. Шульц лежал на бетонном полу, подстелив под спину курточку, подаренную сегодня Гомвулем. Он пялился в потолок и совсем не жалел о ночном приключении.
– Нам хорошо, мы-то с тобой вдвоём. Ты, конечно, молчун, но всё равно вдвоём веселее. А вот другу твоему тоска, – с грустью причитал старый волк, переживая о Гомвуле, который отбывал арест в соседней камере, совершенно один. – Стас, как ты думаешь, когда нас отпустят?
– Утром, – сухо ответил Зубов.
– Хорошо, если утром. А лучше прямо сейчас отпустили бы. Потому что я есть хочу. Вообще-то, я ем мало. На вечер мне достаточно маленькой косточки. Знаешь, есть такая жилистая косточка? Ну и пусть, что она искусственная, зато вкусная и жуётся долго. Ведь я непривередливый стал. Могу и ночью питаться. Поскольку всё время один и один – и времени у меня много. Привык я жить отшельником, Стас… А ты что, жрать совсем не хочешь?
