– Двоих бойцов оставили в крайней хате, раненых. Один убит. Добрался Дураков и до нас. Надо было на хуторе на ночь остаться, понесло меня уполномоченного встречать, японский городовой… Буди его!
– Ушёл товарищ Нежданов в Осеньщину, – почти с закрытыми глазами сказал председатель.
– Один? Идиот! Мальчишка!
– Борис Иваныч орденоносец, хотя и молод. Сам дойдёт. Да и план у него тактический вызрел, пока он тебя ждал. План по выявлению неблагонадёжного элемента.
– Сам-то он благонадёжный?
– В ОГПУ все сотрудники перепроверены.
– Что за план?
– Не понял я, только он меня спросил, читал ли я гоголевского «Робинзона»? Я говорю: нет, мол, некогда. А он посмеялся и рассказал, что ему ещё в австрийском плену эту книжку один офицерик давал почитать. И теперь он хочет её сюжетик по-своему повернуть и по-своему обыграть. Кем-то хочет прикинуться, войти к кому-то в доверие и так всё и узнать.
– Ещё один герой на мою голову! Есть в Осеньщине телеграф?
– Столбы туда есть. Провода на них только нет.
– А рядом где-нибудь?
– В Гремячем есть, это в десяти верстах.
– Знаю, – обрадовался секретарь, – там у нас Поздняков, верный человек. Телеграфируй ему срочно. Объясни всё, пусть подстрахует.
* * *
По выжженной от края до края и кое-где ещё дымящейся степи, по пыльной, вихляющей дороге катил тарантас. Апрель во второй половине. Долгожданное солнце. Запах отбушевавшего пожара. Жаворонок в вышине. Волосы под папахой взмокли от праздного пота.
Час назад в Миллерово посадил Михей Шахматов жену на поезд до Ростова, помог разместить в вагоне тюки и теперь возвращался на хутор. Грустил. Выбравшись на равнину, в версте от себя разглядел пешехода. Сравнявшись с ним, приветливо спросил:
– Далеко тебе, мил человек?
– Станица Осеньщина, – обернувшись, ответил рослый молодец в кубанке.
– По пути нам, забирайся ко мне.
Попутчик обрадовался, сел.
– Чего забыл в наших краях?
– Учительствовать буду.
– Доброе дело, нужное.
– А ты с Осеньщины? Я правильно понял? – поинтересовался молодец.
– Я с чуть поодаль. Четыре версты дальше – хутор Кинутов.
– Четыре версты в степи, как четыре шага.
Потёк невесёлый разговор о житье-бытье. Шахматов жалился:
– Сохнет степь. Дождя нет. Лошадок нет. Казаков нет, воюют. Казачат и тех мало. Жрать нет. То тиф, то холера. Эх… Поехал казак на чужую сторонку!
– Ты-то живой и дрыгаешь пока. Как дома-то оказался? Симулировал вовремя?
Михею вопрос показался наглым. Простой ли попутчик?
– Симулировать надо талант иметь. А я бесталанный. Я по-честному. Первый кинулся в атаку под Царицыным, и вот он я. Комиссован по ранению. И кроме своей бабы, никому теперь не нужный. Никто не мобилизует.
– Так всё равно отвоевались. Всех разогнали. Теперь нет другой армии, кроме Красной. А в ней штыков и без тебя переизбыток. Скоро уже начнут казаки один за другим вертаться. Попразднуете.
– Скорей бы уже. Земля плуга ждёт, хатам ремонт нужен, детям отцы нужны. Соседям соседи нужны. Зажить бы скорее по-прежнему, сытно и весело.
– Будет и сытно, и весело, но не по-прежнему. Мы наш, мы новый мир построим. Тарантас этот твой?
– Считай, что мой. Скрытовы, богатеи наши, когда с белыми уходили в спешке, бросили его, потому что колёса отпали. Красные налетели – улетели. Месяц наши места без власти жили. Вот в это время я и вернулся. Хату Скрытовых бабы уже вымели чисто, ни чугунка, ни поварёшки не оставили, а до тарантаса руки у них не дошли.
