Когда я слезал с подоконника, я опять услышал сигнал скорой помощи. Теперь удаляющийся. По радио в это время закончились новости, и в эфире звучала торжественная и скучная (как хочется написать «скушная») классическая музыка. Из своей комнаты я вытащил в зал коробку с солдатиками, там места для манёвра было побольше. Расставил их, но бросаться по ним карандашами не спешил. Мне в голову пришла смешная и поучительная история, которую я так никогда и не напишу, и сидя на ковре, я самозабвенно стал её думать.
Жил-был мальчишка, который знал модели всех легковых и грузовых автомобилей, всех мотоциклов и мотороллеров, автобусов и троллейбусов. Который любил технику на колёсах больше, чем мультфильмы, больше, чем кино про индейцев. И в памяти он собирал коллекцию своих поездок. На каких машинах ему только не приходилось кататься: «Жигули», «Москвич», «Запорожец», «Волга», «Победа», старый «Запорожец», очень старая «Шкода», новый «Трабант» и так далее. Но его непокорённой вершиной, его мечтой был новый РАФ, карета скорой помощи. Ни у отца, ни у дяди Серёжи знакомых среди водителей таких машин не было. Гулять далеко от дома, даже на соседней улице, где и была станция скорой медицинской помощи, ему не разрешали. Что делать, жизнь лето за летом уходит. Оставалось лишь заболеть самому, и под вой сирены, с ветерком, помчит его через весь город новый РАФ! Он стал выдумывать, чем заболеть. Думать получалось плохо. Иммунитет мешал. Однажды сымитировал перелом руки, но мама отвезла его в «травмопункт» на такси. Там сказали – перелома нет, но гипс на всякий случай положили. Испортили весь август. При первых же заморозках два часа простоял на окне, дышал холодным воздухом из форточки. И вроде бы получилось, простыл, температура тридцать девять! И скорая приехала именно РАФ, папа сказал. Но добренькая врачиха сделала ему болезненный укол и в больницу не повезла. Все осенние каникулы вместо того, чтоб гулять, он провёл в постели.
Но он не отчаивался. «Летом, – решил он, – мне уже будут разрешать гулять подальше, девять лет всё-таки! Выйду к проспекту, дождусь РАФика и… И повезёт он меня в детскую травматологию с ветерком, не бросит же на дороге».
Тогда я так и не додумал свой рассказ до конца. Не знал, чем закончить. Убивать его не хотелось, такой же дурачок, как я, или как Димка-сосед. Пусть живёт. Но наказать-то его надо, чтобы другим повадно не было, думал я. Может, усадить его в инвалидное кресло?
Ходил по станицам слух, что пришла из нагайских степей на Дон ещё одна банда. Мало своих. Банда была не сильная, но жестокая. Шальные и отчаянные недобитки рубили с плеча не только коммунистов и комсомольцев, а всех, кто на глаза попадался. Уйти живыми в Турцию надежду они потеряли, потому как твёрдой ногой встала Советская власть на Кавказе. Вот и зверствовали напоследок. Одна из случайно выживших после налёта этой банды казачка узнала в их бородатом атамане Петра Дуракова, которого ещё в детстве за версту обходили и малые и старые, все. Говорили, бесноватый. Говорили, весь в пращура.
Новоизбранный председатель сельсовета заснул за столом далеко за половину ночи. Трудно давалась ему бумажная дисциплина. Под утро он перебрался на полати и только опять заснул, как тишину раздробил конский топот. Лошадиное ржание. Праведный солдатский мат.
С перевязанной головой в хату вошёл секретарь партийной ячейки Вощёнов и с ним двое красноармейцев. Один явно боялся, что Вощёнов потеряет равновесие.
