– Ничего не зачахнет, – упрямилась девочка. – Я буду ухаживать за ним! Менять каждый день воду, подрезать стебелёк… Это в поле ему смерть!
Родители с трудом увели дочь от цветка.
Но едва они дошли до леса, как девочка, сделав вид, что кроме предстоящего сбора грибов её ничего не интересует, улизнула от них и вернулась к цветку. Она попыталась вырвать его стебель из земли, но, на счастье, у цветка оказались глубокие корни, и все попытки вырвать его оказались тщетными.
Тут подоспел отец и оттащил непослушную дочь от цветка.
«Какая злая девочка», – подумал Анфир, приходя в себя от страха и боли.
Когда рядом с ним проросла полынь, он обрадовался: «Теперь я буду не один, и на меня не каждый посмеет наброситься!»
Полынь появилась рядом нежданно-негаданно и, по причине внутренней своей горечи, всегда была всем недовольна.
– Ну, что ты растопырил свои лепестки! – выговаривала она Анфиру, если тот тянулся к солнцу.
– Чего понурился! – упрекала она, когда цветок к вечеру закрывался.
Анфир кротко терпел нескончаемые претензии соседки.
Однажды хорёк, который всегда бродил в одиночестве, не зная, куда приткнуться, почему-то решил выказать своё особое расположение полыни. Увы, как он ни подступался к ней, кроме горечи, ничего не получал. Тогда, сердито испустив зловонный дух, хорёк убегал.
Однако на следующий день приходил снова.
В один непрекрасный день на поле появилось стадо коров. Они лениво передвигались, поглощая на своём пути клевер, тимофеевку – всё, что повкуснее. Долговязый цветок не вызвал ни у одной из них аппетита, но своими тяжёлыми ногами да боками они чуть не пришибли Анфира.
– Вот, торчишь на ветру, эдак недолго и голову потерять! – попрекнула его полынь.
Анфир не ждал от неё ни жалости, ни сочувствия.
Тем более что полынь была права: он действительно потерял голову.
Дело в том, что пастух, пасший коров и коз, не был обычным деревенским пьянчужкой, которого нанимали на лето. Он, конечно, не проходил мимо угощений и развлечений, но у него было редкое для сельского паренька пристрастие: он по-настоящему любил цветы.
Казалось, он любил каждый цветок, что рос на поле!
Подолгу рассматривал он их, получая от этого явное наслаждение, вдыхал их аромат, любовался ими…
Рассматривал пастух и Анфира. Но не столько пастушок восхищался цветком (попадались ему и покраше!), сколько… сам он полюбился цветку! Теперь всякий раз, как начинал светлеть край неба, куда по утрам поворачивалась голова цветка, он ждал появления пастуха. Анфиру хотелось показать ему свои разноцветные лепестки – то нежно-розовые, то густо-бордовые. Хотелось, чтобы пастушок подольше задержался возле него, чтобы прогнал назойливых телят, которые так и норовили затоптать его!
Увы, чем больше цветок был поглощён думами о пастухе, тем меньше получал он животворящего воздействия солнца, и – чах!
«Нет, так дело не пойдёт, – решил Анфир, – скоро я окончательно погибну».
И он снова стал стремиться к солнцу, лишь поглядывая порой на пастуха, когда тот проходил мимо или склонялся над другим цветком, чтобы сорвать его, покрутить недолго в руках, понюхать и… бросить.
«Как хорошо, что я не оказался в числе цветов, полюбившихся пастуху! – сделал вывод Анфир. – А то и мне не миновать бы печальной участи».
Полынь же высказала Анфиру всё, что думала о пастухе, о нём самом, а заодно обругала и некстати появившегося хорька.
Однажды, сияющим утром, Анфир услышал необычное пение – сладостное, манящее, волнующее душу. Цветок крутил головой, расправлял лепестки, чтобы лучше слышать, а заодно и увидеть певца. Но тщетно!
