У-у-у, краб злобный!
Завидя нас, крестьяне расступались. На их лицах я видела лишь потерянность и страх.
И эти чувства странным образом передавались мне.
***
В большом зале было непривычно тихо. Завидя меня, нянечка подскочила с места и, отодрав от Критеса, увела к дальним креслам, где уже сидела Юола и Сафира — мои младшие сестры.
Их кормилица скользнула по мне строгим взглядом и задрала подбородок.
Я её жутко не любила, но она была подругой моей матушки и её молочной сестрой, поэтому после её смерти она взяла на себя заботу о маленьких сиротках.
Ну это она их так называла. По мне, так сестры близняшки были просто чудовищно избалованы и капризны.
Невыносимые забияки и поганицы.
— Ты где была? — тихо спросила няня Валенсия.
— Выясняла новости, — немного замявшись, я всё же соврала.
— Ой ли, что-то я тебя во дворе не видела, маленькая лера. А не обманываете ли вы часом нянечку свою?
Выпучив глаза, я облизнула губы.
— Нет, матушка, я леру Алисию видела своими глазами у южных врат, куда гонец прискакал, — неожиданно пришла мне на выручку молочная сестрица Талья. — Что ты, маменька. Куда же лере нашей еще бежать, как ни щенков смотреть или новости собирать?
— А не морочите ли вы мне голову сговорившись? — няня по очереди строго взглянула сначала на родную дочь потом на меня. — Я искала тебя, Алисия, с ног сбилась. В псарне каждый закуток проверила, а мне говорят: так не ходок к нам юная лера. И щенков она еще и не видала.
— Ну что ты, маменька, — Талья всплеснула руками. — Не добежала туда Алисия. Мы завтра вместе с ней пойдем. Сговорились уже об этом. Не злись на нас, мы были у врат.
— Ага, — закивала я и благодарно улыбнулась Талье.
Не то чтобы она мне подругой верной была, но не враждовали. А выкручивалась она всегда ловчее меня. Тут ведь как: либо как воспитанная дочь лерда сиди в четырех стенах и днями ткань иглой протыкай, не разгибая спины, пока сундук с приданым закрываться перестанет, либо учись сочинять и чего уж — обманывать. Конечно, девочку это не красило. И стыдно мне было в такие моменты, но сидеть весь день в закрытой комнате, когда на улице солнышко пригревает, птицы поют, морской свежестью пахнет, сил никаких нет.
— Ну хорошо, поверю. Выходит, Алисия, ты уже знаешь, какие новости гонец донес твоему батюшке? — сдалась няня, хотя и видно было — подозревает в чем-то.
— Война! — я обречённо вздохнула, вспомнив о Фроди. — Драконы улетят в столицу, и та сторона реки опустеет...
— Не о том думаешь, юная лера! — строго оборвала меня няня. — Война — это всегда страшно, а эта назревала так долго, что, чувствую, тремя сражениями дело не закончится.
Я покосилась на огромное кресло лерда стоящее в центре зала. В нем восседал мой папа, важно взирая на воинов, что расшаркивались рядом. Они что-то вдохновенно рассказывали, смеялись и походили на стаю задиристых петухов, распушивших хвосты.
Наверное, воображают, как драконы будут убегать от них, роняя чешую. Только вот я помнила слова друга и сейчас они не казались мне хвастовством. Драконов красивыми прическами и ароматной водой не возьмешь, а большего у нас в арсенале, считай, ничего и не было.
— Отец уедет? — я обернулась на няню, она тоже внимательно рассматривала мужчин.
Между ее черными густыми бровями залегла тяжелая складка. Она комкала белоснежный передник, цепляя и ткань темно-коричневого платья. Опомнившись, няня разгладила ладонью материю, но фартучек все равно остался измятым. Это показалось мне странным. Я смотрела на мятые складки и осознавала — беда. Раз няня позволила себе такие эмоции, значит, все действительно очень плохо.
