Тропа тунеядцев. В августе 34-го. Из жизни контрразведчиков - страница 4



– Шампиньон – гриб? Ну, ты, тоже скажешь. – Возмутился Коля. – Что я грибов не видел? Гриб, он – во! Растет по пояс. А, эти лежат в магазине – фитюльки, какие-то!

Как его не убеждали, как не уговаривали, что шампиньон, тоже гриб, он только крутил головой и пожимал плечами.

– Мухоморы есть можно. – Убежденно, сказал Слава.

– За мухоморы, можно капитальный срок огрести. – Отозвался Очкарик.

– Это, если в город проносишь! А где – за Полосой, никто тебя хватать не станет. А, за Второй Кольцевой и подавно.

– Мы, на лесоповале, употребляли! – Сказал Валерьяныч. – Мухомор, он, чем хорош? Похмелья, от него нет. И если его принимать в меру, то глюков – никаких, а тонус поднимает. И, вообще, за городом, где, на заготовках там, на сельхозработах, конвою наплевать на мухоморы. Главное – не нажираться до видений.

– А, мясо наше никто брать не хочет. – Сказал Очкарик, который, видимо, по жизни был пессимистом.

– Кто не хочет, кто не хочет? – Возмутился Слава. – Евросоюз не хочет, да Онищенко-Второй, а Африка, да Китай берут – только пыль столбом!

Поговорили, про мясо, и пришли к выводу, что мясо сейчас все-таки не то, что было раньше.

Выпили по маленькой. Закусили.

– Мужики, – сказал Рахметов. – Что-то я не пойму, сколько вы здесь сидите? Чача, ведь, тридцать дней стоять должна. Не меньше. А, эта вообще – выдержанная! С ног сшибает. Толик вон уже, вырубился!

– Положите ему, что-нибудь под голову! Надо положить ему, что-нибудь под голову! – Засуетился, окосевший до сердобольства, Сергей Очкарик

Обустроили Толика и продолжили разговор.

– Как пошли первые арбузы, – сказал Румын, – тут, как раз сидел Богомол. Ты Богомола знаешь?

– Слышал, про такого. – Сказал Рахметов.

– А почему – Богомол? Он, что – верующий? – Встрял Алеша Попович, которого порядком, развезло.

– Может и верующий, не знаю. – Сказал Румын. – Только, Богомол он потому, что когда напьется бубнит, себе под нос. Не поймешь, то ли говорит чего-то, то ли молится.

Румын подсел ближе к Рахметову.

– Так, вот он сразу откатил пяток арбузов. Припрятал. Заквасил, и пошла работа. Он только с виду дурак, а так мужик не промах. И самое главное – не жадина. Конечно, для себя запас делал, он же почти все лето тут, на Прилуцкой. Ну, мужики его поддержали. Давай они каждый день пару-тройку арбузов откатывать к отстойнику.

– Вольные работяги, туда не суются, там, только мы – суточники. Сам знаешь, какая там вонища!

Рахметов кивнул – знаю, мол. Бывали!

– Ну, и пошла эстафета! Передали схроны, следующей смене. Те уже причастились к выдержанному, а не к браге. А, уж потом – пошел конвейер. Теперь, каждый день, имеем два, а то и три арбуза. – Перешел Румын, на шепот.

– Это же, столько, не выпьешь! – Изумился Рахметов. – Там в каждом литров шесть остается!

– Конечно, не выпьешь. – Согласился Румын. – А, пайка, как ты думаешь, откуда? Водка, сейчас почем? Десять рублей. А, керосин – три. Мы чачу гоним, по пять, за ноль-семь.

– Нормально. – Сказал Рахметов.

– Знаешь, сколько с утра у Пищеблока перекупщиков?

– А, то!

– Там, конечно и свои гонят. Но у них – чемергес, а у нас чистая чача! Наш продукт уходит со свистом. – Румын зевнул.

– Мужики, давайте допивать и спать ложиться.

– Я не буду. – Сказал интеллигентный Сергей. – Пусть Рахмет выпьет, здесь первую ночь уснуть трудно.

– А, я выпью. – Сказал Валерьяныч. – Налей мне, сынок.

– И я, и я выпью! – засуетился Очкарик.