– Ничего определенного, владыка. Завтра лучше, чем сегодня – и только. Поступим по-другому. Калхас – повысил голос Панфой.
Тот сразу поспешил на зов. Приам так и не понял, откуда появился помощник Панфоя. Вроде двери не хлопали, а значит, он находился здесь, за стеллажами, и мог слышать весь разговор. С другой стороны – Калхас двигался бесшумно, как и подобает слуге. Возможно, он также бесшумно вошел, а значит, и подслушать ничего не мог. Не очень-то хотелось Приаму, чтобы по Трое поползли нелепые слухи. Так слышал или нет? Этот вопрос так и остался открытым. Калхас, в свою очередь, хранил невозмутимый вид.
– Вот что, Калхас. Немедленно зарежь черную овцу. – приказал Панфой. – И сразу извлечешь внутренности. Только аккуратно, как я тебя учил.
И, желая избавить и без того начавшего нервничать царя от жестокой сцены, добавил:
– Мы подойдем чуть позже. Ступай.
Чтобы отвлечь Приама, принялся нахваливать способного ученика.
– Не волнуйтесь, все будет в лучшем виде. Калхас – очень добросовестный малый. Хваткий, смышленый. Ревностный в служении. Еще мальчишкой мечтал посвятить жизнь богам.
– Откуда он взялся?
– Из купцов. Но душа его тянется к религии, владыка. Он далеко пойдет и многого добьется, поверьте.
Но Приама сейчас не слишком занимал пусть и хорошо вышколенный слуга. Лишь бы только оракул дал хороший знак. Тогда он успокоится сам, успокоит жену, а Эсак сегодня же отправится к деду – обучаться пророческому мастерству, а заодно и умению себя вести.
Герофила
Возле алтаря было все готово. Калхас промывал только что извлеченные внутренности, выкладывая их на широкой жертвенной чаше в каком-то замысловатом порядке. Помогавшая ему жрица собирала жертвенную кровь в золотой кувшин. Весь заляпанный кровью пеплос и выпачканные по локоть руки придавали девушке зловещий вид. Приам поймал себя на мысли, что, пожалуй, если отмыть ее как следует, да сменить длинный жреческий балахон на что-нибудь легкое, то, пожалуй, она станет выглядеть много симпатичнее теперешнего своего вида, и вообще такое дело, как разделка туши – не для молоденьких девиц – пусть даже и жриц. Однако то обстоятельство, что она посвящена в таинство сложного обряда, говорило само за себя. Действительно, Герофила – а именно так звали юную жрицу, занимала отнюдь не последнее место в сложной храмовой иерархии главным образом потому, что имела дар ясновидения. Во всяком случае, так считалось – потому Герофила была на особом счету и допускалась к таким обрядам – в надежде – быть может, ее в нужный момент осенит и она дополнит оракул.
Панфой принял из рук Калхаса чашу, расположил ее на алтаре и простер руки к небу, воззвав к Аполлону:
– Великого бога молю ниспослать нам ответ благодатный, ждать ли нам радости иль быть готовым к иным испытаньям?
– Милости ждем от богов, пусть просящему правду откроют – с этими словам жрица передала кувшин Панфою, церемонно поклонилась, и отошла в сторонку. На сем ее участие в обряде закончилось – Герофила стушевалась, едва увидела Приама, и сама сочла себя недостойной пророчествовать самому царю. Жрица выполнила лишь требовавшийся от нее минимум и скромно отступила. Возле алтаря остались одни мужчины. Приам молча наблюдал, как тонкая струйка крови постепенно заполняет чашу – наконец дно скрылось, и в этой кровавой луже одна за другой затрепетали, меняя цвет, внутренности черной овцы.
