– Я что-то не понял, эффект ведь достигнут, так в чем проблема?
– Не совсем… По результату операции, вы одинаковы, разница лишь в том, что ему удалось избежать побочных эффектов, а вам нет…
Пацифист облокотился об стол:
– И сколько?
– Не больше года. Мне очень жаль.
Пацифист выдержал паузу, а после покивал:
– Ну что ж, метод проб и ошибок… Да уж…
Еще молодой парень, ровесник Инферно, не знал, что сказать, ни себе, ни тем более своим бойцам. Хоть Рейчел и была истощена своими распрями, тем не менее, она попыталась переубедить человека, который всегда был рядом и хоть по долгу службы, но не давал её в обиду никому и никогда:
– Я рассказала Ермаку, он, как и я, считает, что для вас война уже окончена, но в отличии от меня, считает, что не в праве приказывать, как вам провести оставшийся вам срок. А я приказываю, вернись домой и, хотя бы сколько-то, но поживи для себя, в свое удовольствие.
Пацифист не посмотрел на нее, и продолжил смотреть в никуда:
– Домой? Я, как и мои бойцы, сироты. У нас нет дома, у нас есть только отечество, которому грозит полное истребление. И логово этой мрази здесь, в этой стране. Я никогда не вернусь на родину и уж точно не смогу пожить в свое удовольствие, среди людей, которые обречены на смерть, мразью, что гнездится здесь. Для меня война не кончена, как и для моих бойцов. Мы сдохнем, но не допустим краха нашей родины.
– Мне очень жаль, Пацифист, но нам не победить. Этот мир уже у них в руках.
Пацифист улыбнулся:
– Круговая оборона, это тактика обреченных, а мы еще поборемся. Как говорил Товарищ Сталин – «Бей врага на его территории». И пока не дошло до круговой, я буду бить, бить жестко и до их смерти, либо своей.
Пить Пацифист не стал и просто вышел. Рейчел не разделяла его убеждений, она сражалась не за родину, нечто абстрактное для нее, а за конкретных людей, за своих любимых:
– Как раз любви-то мне и не хватает…
На ум ей пришел всего один мужчина, который когда-то ворвался в её жизнь и изменил её навсегда:
– Инферно… А знаешь, давай поиграем напоследок… Чего печаль топить в стакане, во всяком случае, одной.
Рейчел накинула плащ и вышла в коридор, пытаясь проскочить мимо Пацифиста:
– И далеко вы собрались?
Рейчел разочаровалась в своей тщетной попытке ускользнуть незамеченной:
– Не бойся, сегодня меня точно не убьют.
– Поживем, увидим. Так куда вас довести?
– Пацифист, ты конечно не прошибаемый, но хоть о своих бойцах подумай.
– Уже подумал и отпустил в отгул.
Рейчел переменила тон:
– Ты им сказал?
– Нет.
– Но они ведь имеют право знать.
– Это у вас тут все крутится вокруг прав человека, а у нас всё иначе.
– И как же?
– У нас есть вера в Бога, вера в то, что ему виднее.
– Как интересно. То есть ваш Бог лишает вас свободы, и вы все равно в него верите?
– Мэм, оглянитесь и посмотрите вокруг, до какой именно свободы вас довела борьба за хваленые права человека. Сколько этих прав вы сами нарушили во благо тех, чьи права еще не успели нарушить. А теперь посмотрите на себя, и загляните чуть глубже своего эго и дайте себе честную оценку, зная свой срок, дату своей смерти, разве вы решились бы на те вещи, на которые шли, чувствуя привкус смерти за спиной?
Рейчел задумалась над его словами, благо ей было что вспомнить. Она тут же вспомнила старика с винтовкой, которого попросила Инферно пощадить. И, конечно же, она вспомнила то чувство, что ощутила к нему на той горе. То единственное, самое теплое и светлое, что у нее было в жизни, а именно в самом ее конце, она пожелала разделить с ним:
