А тем временем «облачко», неожиданно вспомнив о законах движения воздушных масс, стало плавно тормозить, приобретая знакомые очертания. Брр, знакомые – не значит привычные. Неужели настал мой час? Я и воду-то ведь не взял: ниже ноля перевалило. Что-то не возникает подобающих случаю молниеносных картин из прожитой жизни. Ну, на «нет» и суда нет. Значит, надо срочно как-то действовать.
А «тучка» застыла тем временем в нерешительности: силится разглядеть сквозь сплетение веток источник шума, а с ним – и меня. Сейчас девица вынырнет на открытое пространство – и пиши «пропало». Я просто озверел от животного ужаса, умудряясь, тем не менее, сохранить остатки хладнокровия. В три прыжка я покрыл разделяющее нас расстояние.
– Девушка, – вполне мирно произнес я. Ну, может, голос слегка дрожит да глаза выпучены. Откуда мне было знать, какая реакция за этим последует? Ее глаза широко раскрылись, рот сложился большой буквой «О», грудная клетка расширилась, в легкие хлынул поток воздуха и… с первым звуком истошного крика я рефлекторно сделал то, что был вынужден сделать: закрыл её рот рукой.
Вот так мы и стояли на пустынной улице, залитой светом луны и мигающих фонарей. Я посмотрел вверх, удостоверившись, что «это» вновь приняло очертания облачка и продолжило свое путешествие. Так что мои мысли из испуганно-упаднических превратились в успокоено-оптимистические. Не знаю, что творилось в голове у девушки, но за те минуты, что мы простояли в позе «зажми крепко рукой рот орущего ближнего своего» она брыкалась и предприняла две попытки больно меня укусить. Причём обе увенчались успехом. А что я мог поделать, кроме как продолжать традиции партизан: молчать и не сдаваться?
– Я сейчас Вас отпущу, не бойтесь, – едва я разжал слегка пальцы, как она снова попыталась завизжать. Пришлось мне добавить еще кое-что:
– Предупреждаю, у меня в кармане нож, так что рекомендую больше не орать. Я не сделаю Вам ничего плохого, если Вы сейчас спокойно пойдёте в противоположную сторону. Ясно? Я могу отпустить Вас?
Она энергично закивала головой.
– Хорошо. А теперь идите назад, не оборачиваясь.
Моя леди сделала несколько нетвёрдых шагов и я, наблюдая за ней, понял вдруг, что она совсем еще девчонка, почти моя ровесница. Но какой же ненормальной надо быть, чтоб, добровольно надев такие каблуки, подвергать свои спичечные ноги опасности быть переломанными на льду. И как ей не холодно в такой юбчонке?
Так или иначе, а девчонка, оправдав мои худшие подозрения, внезапно припустила по улице, напоминая при этом резвую молодую кобылку, и истошно вопя: «Милиция! Убивают! Грабят! Насилуют! Милиция!..» – и всё с начала. В общем, форменная идиотка.
Я сохранял спокойствие, так как, во-первых, она быстро удалялась от меня, а, во-вторых, вероятность ее встречи с каким-нибудь бдительным стражем порядка в такой промозглый слякотный вечер равнялась нулю. Я осторожно двинулся дальше под аккомпанемент ее криков о моих незаконных действиях. Про себя я подумал, что, возможно, хватит уже с меня неприятных приключений на сегодняшнюю ночь. Могу лишь удивиться, зачем эта мысль пришла ко мне в голову. Незамедлительно раздался глухой удар тела об асфальт. Затем вопли девчонки приобрели другой характер, повествуя теперь о физических муках тела. Сама она беспомощно сидела под фонарём, держась за лодыжку.
Я замер в нерешительности: где гарантия, что кто-то из окрестных домов выйдет на её крики раньше, чем она, к примеру, свалится в обморок? От холода… или от боли. С другой стороны, я виноват в её падении, хотя и косвенно. Никто же не просил эту сумасшедшую считать меня маньяком. Я ей ничего такого не говорил… ну, продержал пять минут с зажатым ртом… «Ладно, – смирился я про себя, – чему быть – того не миновать». Такое попустительство в мыслях я, кстати, позволял себе нечасто. И понуро направился к девчонке.
