«Может, правда оставить ребёнка в имении? – думал он о просьбе Аграфены. – Но пойди на уступки одной – тогда и другие начнут просить за своих маленьких. Не дело! Установленный порядок не должен нарушаться!» С вечера он так и не ложился. Только под утро, узнав, что Груша разродилась мёртвым ребёнком и, как сказал Пётр Павлович, ей необходим полный покой, уснул. На следующий день он вместе с дочерью отбыл в Петербург.
Княжна Мария просто не узнавала себя. В душе её царил праздник, а главное – желание как можно больше увидеть и узнать. Даже замечание княгини Юсуповой, что необходимо больше внимания уделять своему туалету, не обескуражило её.
– Вы же, княжна, на выданье. Не забывайте, что здесь к вам присматриваются молодые люди, и очень важно, как вы одеты. Неслучайно говорят: по одёжке встречают!
«Вы правы, – думала княжна про себя, – но сколько дурнушку ни наряжай, она всё равно будет таковой, поэтому лучше всего быть такой, какая я есть! Что же сделаешь, если Всевышний не дал мне грации и обделил красотой? Поэтому лучше быть самой собой». Взглянув на часы, заметила, что до выхода ещё есть время, и решила кое-что записать для памяти. Вчера она снова была в Эрмитаже и не преминула ещё раз подняться по главной Иорданской лестнице, разделённой на два торжественных марша. Первые ступеньки находились в затемнённом пространстве, но через несколько шагов вдруг во всю ширь раскрывалась огромная раззолочённая зала, пронизанная потоком света и блеском зеркал, с изумительным плафоном потолка, выполненным художником Фонтебассо. Покорил её и тронный зал со сдвоенными строгими коринфскими колоннами. Залюбовалась Волконская картиной Рембрандта «Возвращение блудного сына» и долго не могла оторваться от этого полотна.
