– Это ты как?
– Сама не знаю, – прошептала я, вокруг стояла тишина.
– И что теперь?
– Не знаю, – пробормотала я, клацнув зубами, хоть все и замерло – холод остался.
– Рада! Ты заболеешь!
– Просто потрясающие выводы! – я закрыла глаза, собралась с мыслями и зашептала, – Ах, ты тор Земля, матушка моя! Покажи и расскажи и в тепло меня веди!
Земля под ногами задрожала, снег от моих ног начал расползаться в разные стороны до самой земли. Появилась тропика, мы сразу поспешили по ней. Снег расступался передо мной, как только мы проходили, все возвращалось на свои места. Рук и ног я уже вообще не чувствовала. Тропинка свернула и побежала вниз:
– Рада, нам вверх нужно! Монастырь почти на самом верху, я точно знаю!
– Хватит, – рявкнула я, – Ты уже сориентировался, как у себя дома!
Давид скромно замолчал и поспешил вслед за мной. Монастырская ряса от пролитой воды покрылась льдом, я уже переставала ощущать тело.
Неожиданно тропика остановилась возле огромного сугроба:
– Ну и? – только смогла выговорить я, дрожь не давала нормально говорить.
Давид посмотрел на сугроб, потом начал копать снег: «А говорил, что не мерзнет… холод и его доконал… жаль… погибнем тут безвременно» Стало страшно.
– Да-да-да-вид не-не на-на-до-до! – стало жаль его, мне всегда было жаль убогих. А тут был нормальный и что теперь? Я потянула его за рукав.
– Подожди, если я не ошибаюсь… – он продолжал лихорадочно отрывать снег, – Точно! Мы спасены, тут землянка.
– Что? – не поняла я.
Давид перестал копать и открыл дверь в сугробе. «Так, понятно, уже и у меня с головой бардак», он схватил меня за руку и потянул в сугроб, ну лучше так умереть.
Мы вошли, внутри было темно:
– Файре мааре дван искарта! – тут же под потолком засветились огоньки осветительных сфер.
Это была небольшая комната, у стены стояла кровать, накрытая одеялом, в полушаге от нее маленькая печка и охапка дров. Столик и табуреточка, на нем миска и кружка, словно кто-то вышел совсем недавно. Давид тут же подошел к печке наложил дров и подпалил с помощью заклинания.
Потом он обследовал наше убежище, из стены на полке достал какой-то кулек:
– Рада! Я нашел крупу саргу! Смотри, с голода мы не умрем!
– Ага… – без особого энтузиазма ответила я. На меня наваливалась какая-то усталость, тела своего совсем не чувствовала. Обледенелая одежда и волосы сковывали движения.
– Я сейчас наберу снега, он растает в тепле и будет вода, сварю саргу, поужинаем. А завтра, когда утихнет буря, найдем дорогу в монастырь.
– Ага…
– Рада! Что с тобой? – он оказался рядом, взял за плечи, и шумно выдохнул, – Да ты вся во льду!
– Ага…
– Быстренько снимай одежду, а то заболеешь!
– А ты?
– Что я? Тоже снять одежду, – недоверчиво спросил Давид, – Я, конечно, могу! – и улыбнулся.
– Нет. Ты не заболеешь?
– Начнем с того, что она у меня не мокрая, и я привык к такой погоде. Но одежду я просушу позже нужно снега еще набрать.
– Не могу.
– Рада! Сейчас не тот случай, чтоб стесняться речь идет о твоей жизни!
– У меня руки не слушаются…
– О Боги! Подожди!
Давид подвел меня поближе к печке, я на конец почувствовал тепло, лед с одежды начал таять. Меня слегка покачивало, в глазах плыло, и начинала колотить крупная дрожь. Давид быстро развязал пояс и начал снимать рубашку, потом штаны и сапожки. Я осталась в панталончиках и тунике, которые тоже были мокрыми, Давид протянул руки, чтобы снять и их.
– Не надо! – возмутилась я.
