А дальше другие мужчины – военные, штатские… и подписи нехорошие, нескромные… Который же из них второй муж?
Кислякова вошла стремительно и рывком бросила сумочку на стол:
– Фу, еле отстояла очередь. Вы, я думала, не дождетесь.
– Нет, почему же, вот сижу, коротаю время.
– Ну и хорошо. Чайку выпьем? У меня и еще кое-что найдется. – Она лукаво подмигнула и рассмеялась. – Люблю, знаете, на ночь чего-нибудь выпить, вина хорошего, например. Спится крепче.
Кислякова поставила на плитку чайник, потом открыла буфет:
– Что же это вы ничего не ели? Не хотели? Бросьте, пожалуйста. А я думала, что военные нигде не теряются…
Она быстро сделала два бутерброда и один протянула Брянцеву. Он взял и взглядом пригласил ее сесть рядом. Кислякова откинулась на подушки, и Брянцев искоса поглядывал на нее.
– Лейтенант, вы альбом смотрели, скажите, когда я лучше была, сейчас или двенадцать лет назад?
Брянцев недоуменно пожал плечами.
– Трудно сказать; тогда вы, конечно, были моложе. Но дело не в этом, каждый возраст по-своему хорош.
– А вот еще одна, последняя… Я ее в альбом не вложила, фотография с браком.
Она вынула из ящика фотографию и протянула Брянцеву:
– Ну, как?
Фотография была аккуратно склеена из четырех обрывков, снимок сделан умело. Кислякова в летнем платье стоит у воды, спиной к заливу. Дальше какие-то строения. Интересно, где это? Это не дома, не сараи… Форты! Ну да, форты!
Брянцев вернул Кисляковой снимок и сказал:
– Хорошая фотография. А чего ж вы ее порвали?
– Да не я, муж. Я тоже ему говорила – хорошая, а он заартачился и порвал. Потом пошел пива выпить, а я собрала… Да, вы правы, здесь я действительно хорошо вышла.
«Ловко придумано, – заметил про себя Брянцев. – Снято почти все, что требуется опытному разведчику. Но Кислякова, разумеется, и не догадывается ни о чем».
– Совсем недавно снималась, какой-нибудь месяц назад, – щебетала Кислякова, заваривая чай.
– А где же? Вид очень красивый…
– Не знаю. Ездили мы на машине, купались, загорали. Далеко отсюда, на побережье. Потом еще пароходом как-то ехали, он тоже снимал. Но и те карточки не вышли. Качка помешала. У мужа аппарат с длинной трубкой был, знаете? Никак он меня в какой-то фокус поймать не мог.
Перед чаем Кислякова немного выпила, раскраснелась и добавила еще вина в чашки. Брянцев старался поддержать ее веселое настроение, пошутил насчет того, что нежданно-негаданно попал на выпивку, что у него хозяйка – дай бог каждому и он теперь живет, как на даче. Потом осторожно спросил:
– У вас, Мария Ильинична, своя фамилия или мужа?
– Мужа. Первого мужа.
– А у второго какая?
– Никодимов, Сергей Борисович… Да что вы, Константин Георгиевич, спрашиваете. Я теперь незамужняя, свободная. Пожалуйста, – влюбляйтесь.
– Куда уж мне. Экзамены сдавать нужно… А вы что, развелись?
– Кто его знает, – в ее смехе прозвучала горечь. – Объявление дали, а суда не было. Муж куда-то пропал, может, несчастье какое-нибудь случилось. Там-то, в суде, его искали. Адрес, говорят, неверный. Не знаю, что и подумать…
Кажется, уже все ясно. Брак этот – неспроста. Какая же цель? Неужели – объявление?..
А Кислякова продолжала:
– Недели две прожили хорошо. А затем стал скандалить. Это ему не нравится, другое… В общем, развелись.
– Ну, ничего, ничего, Мария Ильинична. Может, и найдется…
– Я бы снова его приняла, лишь бы цел вернулся.
Брянцев взял альбом и, показав на первую же попавшуюся ему фотографию мужчины, спросил:
