На последней перемене к нам подошли пацаны – те самые, из компании Малиновской. Она сидела на своем месте, а я стояла рядом с тетрадью по математике. Над нами стали пошло шутить и так громко ржать, что разбудили спящего за партой дружка Барса, который от всего происходящего держался в стороне. Будто вообще не в этом классе учился.
– Слушайте, дебилы, вы меня задрали! Заткните паяльники! – прорычал он, подорвавшись на месте. Парни попятились – испугались его. Я бы тоже испугалась – хулиган же.
– Сорян, Леха, мы не хотели! Вообще мы с Айдаровой беседовали. Да, Айдарова? Хочешь с нами после школы потусоваться? Тебе понравится!
Снова мерзкий смех и пошлые шутки, от которых тошнило. Дилара покраснела, а я открыла было рот, чтобы ответить придуркам, но этот Леха выругался, да так грязно, что у меня едва уши не завяли.
– Заканчивайте с фигней, – велел он и кинул на испуганную Дилару быстрый взгляд. – Еще раз увижу вас рядом с ней, задницы на глаз натяну, мать вашу! Трижды. Каждому.
– Чувак, да какая тебе разница?
– Ладно-ладно, мы с Тумановой пообщаемся, норм?
– И к ней не лезьте! – вызверился вдруг Леха. – Че за хрень развели? Заканчивайте уже. Бесит.
Парни ретировались – не захотели связываться с дружком Барса. А тот снова улегся на парту и закрыл глаза.
– Спасибо, что вступился, – тихо сказала Дилара.
– Да мне пофиг. Мешают.
– Все равно спасибо.
– Поможешь мне с контрольной по матеше, – выдал Леха. Она улыбнулась.
– Помогу.
– Договор. – И он отвернулся, а мы с Диларой переглянулись. Надо же, заступился. А вроде хулиган и все такое…
– А где Барсов? – зачем-то спросила я. Странно, но я все время искала его глазами.
– В душе не… кхм, не знаю, то есть, – поправился Леха, не поворачиваясь к нам. – Работает, наверное?
– Зачем? – удивленно спросила я.
– Во дурная. А зачем люди работают? Чтобы бабки были.
– А родители ему деньги не дают? – не отставала я от него.
Леха хрипло засмеялся.
– Я же говорю – дурная. Все, отстаньте. Я спать хочу.
Нас больше не трогали, однако я все время чувствовала на себя взгляды Малиновской и ее подружек. И знала – просто так нас не оставят в покое. По крайней мере, меня. Я должна подготовиться и дать отпор.
После уроков за Диларой приехала мать, и они подвезли меня до дома. Я сначала отказывалась, но Айдарова настаивала.
– Так безопаснее, – тихо сказала она. – Они и выследить тебя могут…
От ее слов по коже мороз прошелся, и я села на заднее сидение черной иномарки, в которой пахло теплыми цитрусовыми духами. Мама Дилары оказалась разговорчивой миловидной женщиной с черными кудрями, которая своей манерой речи, темпераментностью и жестами напоминала итальянку.
– А Дилара про тебя рассказывала! Сказала, что к класс перевелась девочка, которая слушает ту же группу, что и она! – весело сказала ее мама. – Теперь будете о парнях вместе мечтать! Она у нас, между прочим, их плакаты целует. Я захожу в ее комнату и вижу, как…
– Мама! – возмущенно перебила ее Дилара. – не позорь меня перед Полиной!
– А кто позорить будет, если не мать?!
– Меня вообще не надо позорить! Я и сама справлюсь, – проворчала Дилара, и я рассмеялась.
Ее мама всю дорогу расспрашивала меня о родителях, о родном городе, о том, кем хочу стать, и показалась мне веселой, милой и при этом очень уверенной женщиной.
– А он милый, да? – внезапно спросила Дилара, пока ее мама разговаривала с кем-то по телефону.
