Мне и не нужно было никуда уезжать. В моем сердце еще не освободилось место для новых переживаний и впечатлений, оно было с лихвой переполнено происходящим.
Мама считала, что Артем для меня «слишком взрослый», «слишком красивый», «слишком раскрепощенный» и что я совершенно помешалась на нем. Ее сильно смущали и пирсинг, и тату, и его так называемый «жизненный опыт», но даже она смогла «закрыть на все это глаза» и оставить нас в покое.
О том, что деньги могут закончиться, я никогда не задумывалась. В нашей семье говорить о деньгах было не принято. Мама с папой воспитывались еще в то время, когда погоня за достатком осуждалась и, хотя мама постоянно жаловалась на цены в магазинах, жили мы всегда благополучно.
Артем же, в общепринятом понимании, был типичным мажором и сорил деньгами направо и налево без сожаления. Однако делал он это не от глупости или чрезмерных запросов, а специально, как бы со зла, из-за постоянного чувства вины, связанного со смертью родителей. Приличное наследство жгло ему руки и совесть.
Что было сродни его вечной тяги к риску и саморазрушению.
Акробатические выходки на узком парапете многоэтажки, лихое катание на роликах по проезжей части между машин, постоянные провокации агрессивно настроенных компаний, зажигательные танцы на краю перрона перед прибывающим поездом.
Он рисковал все время. Нарочно и совершенно бездумно.
Раз притащил откуда-то машинку для мыльных пузырей. Большую черную металлическую коробку, внутри которой вращалась выпускающая фонтан пузырей лопасть. Договорившись с дворником, мы отправились на крышу соседней многоэтажки опробовать ее.
Было часа четыре, солнце жарило нещадно, рубероид под ногами плавился, пахло горячим цементом и резиной, но вид с крыши открывался изумительный, и, когда машинка заработала и пузыри, переливаясь, взмыли вверх, произошло маленькое чудо. Мы все втроем несколько минут стояли, запрокинув головы, и, затаив дыхание, следили за сверкающими шариками.
А потом парни начали дурачиться. Макс гонялся за пузырями, то лопая их, то пытаясь поймать целыми, Артем же, забравшись на узкий парапет, встал спиной к краю крыши и попросил меня сфотографировать его в облаке парящих пузырей.
Малейшее неловкое движение, и он легко мог сорваться вниз. Ухватиться было не за что, и в случае чего ни я, ни Макс добежать бы не успели.
– Слезь, пожалуйста, – попросила я.
– Все нормально, – беспечно отмахнулся он.
– Артем, я тебя очень прошу.
– Ой, ну хватит. Давай фоткай, и я слезу.
– Пожалуйста!
– Не будь ребенком, – его любимый аргумент. – У меня все под контролем.
Поднял руку и помахал.
Перед глазами пронеслась картинка, как он в мгновение ока исчезает с той стороны.
Я обернулась на Макса, но тот, вместо того чтобы поддержать меня, тоже заскочил на этот бортик и, точно так же балансируя руками, двинулся навстречу Артему.
– Но я не хочу!
Артем нарочно занес ногу над пустотой.
– Если я упаду, в моей смерти будешь виновата ты.
…Больше часа я гуляла по пыльным, изнемогающим от жары улицам, а когда вернулась, увидела его на лавочке возле подъезда. Он сидел в домашней майке, тапочках, с чашкой дымящегося кофе. Ждал.
– Где ты была? – отставив кофе, потянул за руку и усадил рядом.
– Гуляла.
– Кто это тебя отпустил? – шутливо нахмурившись, он убрал мои волосы с шеи и поцеловал.
– Просто подумать хотела.
– Что-то случилось?
– Нет.
– Ладно, рассказывай. Я же вижу, – он откинулся на спинку лавочки.
