Резко поднимаю лицо. Чеховской опять лыбится, и мне кажется, огонь, изображенный на его шее и руке, начинает полыхать. Языки пламени словно пускаются в танец.
— Разумеется, нет. Это не входит в учительские обязанности.
— Тогда будете купаться топлесс.
— О боже! — вздыхает Лучиана и берет меня под локоть. — Идемте, Дарья Николаевна. У вас с моей мамой один размер. Уверена, мы найдем среди ее вещей купальник.
— Вы не поняли, я не собираюсь…
— Поверьте, — говорит она тише, вводя меня в сияющий зеркалами и золотом холл, — вам лучше согласиться. Вы же не хотите, чтобы он скинул вас в бассейн прямо в этом?
К нам подходит взявшаяся из ниоткуда женщина в униформе и, любезно улыбаясь, приветствует меня:
— Добрый день! Добро пожаловать! Позвольте? — Она помогает мне снять плащ, берет пальто у Лучианы и уносит их в гардеробную.
Переступив порог дома, я окончательно теряю дар речи. Это уже не фотографии из интернета, напоминающие номера-люкс иностранных курортных отелей. Это ожившая реальность, в которой волнуешься от каждого шага и вдоха, боясь сделать его лишним.
— Идемте-идемте! — Лучиана тянет меня к широкой изогнутой лестнице, и мы поднимаемся на второй этаж.
Я с трудом сдерживаю восторг. В этот дом вложено очень много денег, времени и сил. Здесь трудились лучшие архитекторы, строители и дизайнеры. Тут каждый угол выполнен до зубного скрежета идеально. Рай перфекциониста и ценителя прекрасного. За такой дом многие продали бы душу дьяволу. А я размышляю, во сколько же Чеховскому обходится его содержание. Мебель, декор — здесь все подобрано с любовью.
— Нравится? — улыбается Лучиана, доведя меня до двери в конце крыла. — Маме тоже нравился. А дяде нет.
— Роману Алексеевичу не нравится свой дом? — удивляюсь я.
— Нет, не ему. У него же есть младший брат. Камиль. Он в Москве живет. Всегда называл этот дом склепом. — Она отворяет дверь и вводит меня в просторную комнату. — От мамы осталось много вещей. Часто она покупала, лишь потому что они ей понравились на модных показах или в журналах. Ни разу так и не надела. Купальники входят в их число. Она не умела плавать, так что… — Лучиана выдвигает ящик комода. — Выбирайте.
— Вам с Артуром очень не хватает ее? — интересуюсь я, обводя изящно обставленную комнату взглядом.
— Да нет, — пожимает она плечами и садится на край кровати. — Мама всегда была занята собой, своим мужем, работой. Последнее время прикладывалась к алкоголю. Лечебница — это лучший исход для нее.
У меня мурашки бегут от этих слов. Лучиана не кажется неблагодарной. Вероятно, дело именно в матери. Она не дала детям ни любви, ни заботы, оттого они легко восприняли ее отсутствие.
— Но я хотя бы помню папу. Мне было семь, когда его не стало. А Артур редко видел своего отца.
— Он не жил с вами? — Я начинаю рыться в дорогущих комплектах бикини, ища хоть один закрытый купальник и плохо соображая, зачем вообще это делаю.
— Глеб-то? Он тоже был занят собой. А еще маминой долей в клубе, ее финансовыми делами, своими любовницами. Он вспоминал о сыне только по великим праздникам. Артур фактически вырос на руках Ромы… Кхм… Романа Алексеевича. Это он менял ему подгузники и не спал ночами во время колик, если няня отлучалась по делам. Он помогал ему делать первые шаги, ухаживал во время ветрянки. Кстати, и сам ее подхватил, — заливисто смеется девушка. — Вы бы его видели. Весь в зеленых точках дяденька. Такой забавный. А знаете, за что он переживал? За свою татуировку. Боялся, как бы рубцы не испортили огонь.
