4. 4. Маша
С самого утра всё валится из рук, за что ни возьмусь. Странное какое-то состояние, и найти этому объяснение не выходит. А ещё эта бессонница, и сны странные.
Вот уже неделю каждую ночь я просыпаюсь от того, что ко мне приходит мама. Она смотрит на меня, гладит по голове и просит быть аккуратнее. А потом уходит в туман, где еле различим крошечный крестик над холмиком.
Он такой маленький, усыпан толстым слоем снега, и я захлебнувшись во сне своей тоской, подскакиваю на кровати.
Каждую ночь вот уже неделю. И конца и края этому нет.
Кажется, должно случиться что-то плохое, но я не провидица, мне не разобрать будущее по снам и предчувствиям.
Со мной уже когда-то случились самые страшные в жизни вещи, и я сыта ими под завязку, но разве у судьбы бывает предел?
Сквозь жужжание работающего телевизора не сразу слышу звонок телефона, а он пробивается ко мне, настойчивый, и я бросаю на пол мокрую тряпку, которой оттирала пятно от пролитого недавно кофе. Говорю же, всё из рук валится и всё одно к одному.
На экране высвечивается слово «Папа», и я принимаю вызов. Сама не понимаю почему внутренне сжимаюсь, когда слышу его голос, а он какой-то скрипучий и надломленный.
— Что-то случилось? — спрашиваю, выслушав приветствие, а отец делает секундную паузу, и секунда эта кажется почему-то вечностью.
— Нет, дочь, всё хорошо… не бери в голову.
Он хочет казаться весёлым — очень пытается не показывать, как плохи у него сейчас дела. Бережёт меня, как делал это с момента моего рождения, а я… задыхаюсь в плотном коконе его заботы. И хоть давно уже живу отдельно, лелея свою простенькую и очень скучную жизнь, отец каждый день пытается снова ворваться в неё, всё поставить с ног на голову и посадить на короткий поводок.
— Маша, у меня к тебе большая просьба. Не откажешь старику?
Прекрасно знает, что не откажу, но просит не часто. Потому всегда соглашаюсь — люблю его, несмотря на все сложности нашего общения.
— Что-то серьёзное? У тебя такой голос…
Отец то ли всхлипывает, то ли откашляться пытается, а я сжимаю в руке чайную ложку, забытую на столе, почти сгибая тонкую серебристую ручку.
— Нет, ничего такого, чтобы я не мог сделать сам, но… зашиваюсь. Элементарно не хватает времени. А ты — единственная, кому я доверяю, как самому себе.
Это лесть — отец никому не доверяет, а я делаю вид, что верю. Хотелось бы мне увидеть сейчас его лицо, но никак. Придётся довольствоваться бурной фантазией.
— Маша, ты же дома? У тебя отпуск ведь. Через полчасика за тобой заедет машина. Нужно кое-куда съездить, документы забрать. Очень важные.
Перевожу взгляд на своё отражение в зеркале и радуюсь, что выгляжу неплохо — можно спокойно ехать за этими несчастными документами, так уж и быть. Даже синяки под глазами не очень портят. Мне двадцать шесть, но никто больше двадцати мне ни разу не давал, а порой и алкоголь без паспорта продавать отказываются. Хорошо, что я почти не пью, иначе бы намучилась с этими бдительными кассирами.
— Хорошо, поеду. Всё равно свободная.
— Как ты себя чувствуешь? — интересуется отец, а я заверяю, что у меня всё хорошо.
Просто цвету и пахну.
Отец делает вид, что верит и отключается.
Через полчаса я стою в своём дворе, кутаюсь в воротник драпового пальто от порывов ледяного ветра и жду машину.
Огромный чёрный внедорожник въезжает во двор, а я пристально слежу за ним. Отец не сообщил, какая именно машина прибудет по моему адресу, но очень похоже, что именно эта. Во всяком случае, и время подходящее.
