— Я завтра поговорю с матушкой и буду настаивать,
что Верине и Дарле нужна няня, тебя следует освободить от забот о них, –
пообещала я засыпающей Бланке.
— Спасибо, – пробормотала Бланка, не открывая
глаза, – они мне надоели, я устала от них.
Бедная моя сестренка, как же тебе будет тяжело,
когда я уеду.
Проснувшись утром и встав с постели, я уже не
воспринимала вчерашнее как крах всей моей жизни. Возможно, повлияло то, что я
решила обратиться к брату за помощью и это вселяло в меня надежду на лучшее.
Первым делом я направилась на кухню, предположив,
что матушка еще болеет и может и не выйти утром. Но она была уже там. Бледная,
говорила тихим голосом, иногда прикладывала пальцы к вискам, но, увидев меня,
улыбнулась, поинтересовалась младшими. А я решила, несмотря на больной вид
матери, напомнить о няне для девочек.
— Да, я согласна, Бланку надо освободить от этих
забот, – вздохнув, произнесла матушка. – Отправь ко мне женщину, которую ты выбрала,
я посмотрю на нее, поговорю с ней.
— После завтрака я скажу ей, чтобы она нашла вас,
матушка.
Она согласилась, и спустя время, после завтрака, я
отправила к ней вдову, которую хотела видеть няней у сестричек.
Вчера я представляла, что мне будет стыдно и
тяжело смотреть на отца, вспоминая, что рассказала мне матушка. Но во время
завтрака я очень старалась не думать об этом и мне это в большей мере
удавалось. В конце концов, он мой отец, и всегда был добр ко мне. А что и как
там у них с матушкой происходит за дверями спальни, не мое дело и я не должна
об этом задумываться.
За столом я шепнула Бланке, что у малышек скоро
будет няня, сестра так же тихо вздохнула:
— Ну, наконец-то.
— Андреа, – обратился ко мне отец, – я хотел бы
поговорить с тобой. Перед обедом приди ко мне в кабинет.
— Хорошо, отец, – смиренно ответила я.
А у самой задрожали руки и я звякнула ложкой об
тарелку, матушка неодобрительно поджала губы, посмотрев на меня. У меня в
голове вихрями закрутились мысли. О чем хочет отец поговорить со мной. Он
узнал, что я встречалась с айвином? Но мое волнение улеглось, стоило поднять
глаза на отца, тот был спокоен, и даже слегка улыбнулся мне, встретившись со
мной взглядом.
После завтрака все разошлись по своим делам. Я
направилась в мастерские, после того, как все проверила и разобралась с
текущими проблемами, села в своем закутке, где для меня стояли стол и стул, и
где я могла написать письмо брату, так как там были чернила и бумага. Со мной
всегда в кармане фартука лежали карандаш и обрезки бумаги, но писать письмо
карандашом и на обрывках я не хотела.
Я переписывала письмо не раз, мучительно подбирая
слова, чтобы, пока не раскрывая подоплеку моей просьбы, всё же убедить брата
приехать и забрать меня с собой.
Захватив с собой с трудом написанное письмо, я
отправилась к отцу. Его кабинет размещался на втором этаже донжона. Я там
бывала всего пару раз, но помнила, что в кабинете вдоль стен располагались высокие
стеллажи из обструганных крашеных досок, на которых стояли книги и лежали
свитки каких-то толи документов, толи старинных рукописей. Тем же самым был
завален большой стол, за которым отец работал, сидя в кресле с высокой спинкой.
А перед столом стояли два простых табурета. На один из них и кивнул отец, когда
я зашла к нему, предварительно постучавшись и попросив разрешения войти.
— Отец, я бы хотела, чтобы вы отправили Доуксу
письмо от меня, – сказала я, сев на табурет.
