– Возьми меня, – раздаётся жалобный, умоляющий писк, и я не сразу осознаю, что сорвался он с моих губ.
Но вдруг я понимаю, чего хочу. Безумно хочу избавиться от этой одежды, которая резко стала мешать, даже кожа зачесалась. Хочу содрать с него этот костюм, почувствовать всем телом его жар без препятствий. Хочу провести ладонями по крепкой груди, спуститься к животу, очертить атлетические кубики пальцами и потрогать то, что так мучительно сладко трётся о мою промежность.
– Конечно, – хрипло, с придыханием. – Но позже, – эти слова моментально отдаются в сознании горечью.
Не хочу позже!
Сейчас, в это мгновение, иначе я умру. Низ живота наполняется теплом, внутри растëт тяжёлый комок будто из огня, и если не избавиться от него, он просто взорвётся и сожжёт меня изнутри.
Сейчас, потому что я никогда в жизни не испытывала такого дикого желания.
Сейчас, или от зуда во всём теле я начну сдирать кожу с себя.
Мои бёдра обхватывают тёплые ладони и, согнув ноги в коленях, так, чтобы стопы оказались на капоте, притягивают ближе к мужскому телу. Вместе с этим движением раздаётся неприятный лязг, будто ножом по металлу, и меня озаряет – каблуки. Распахиваю глаза и вижу расстеленное покрывало неба с мерцающими огнями. Неприятный лязг повторяется, будто лезвием по сердцу.
Мои каблуки царапают капот этой машины – мелькает в голове, и эта мысль сметает всё остальное.
Что я делаю? На обочине дороги, распластанная на капоте автомобиля как последняя шлюха?
– Отпустите меня, – не приказываю, не требую, просто обречённо прошу.
Если и винить кого-то, то только себя. Сама с ним вышла из клуба, сама села в машину и сама позволила себя трогать. На удивление, Кузнецов убирает свои руки и отходит на шаг почти сразу. Схватив меня за руки, заставляет подняться с капота, ставит на ноги, поправляет платье на груди, прикрыв полушария, и тянет полы, чтобы спрятать полуголые ягодицы.
– Теперь, когда ты успокоилась, мы можем продолжить нашу прогулку, – проговаривает с невозмутимым лицом, будто ничего и не произошло.
Взяв меня за руку, ведёт к пассажирской двери, вежливо открывает её и усаживает на сиденье. Я молчу, не сопротивляюсь, сил не осталось. Стыдно. Безумно стыдно за свою слабость.
Сев за руль, Кузнецов заводит мотор и даёт по газам. Минут двадцать, наверное, я пялюсь в окно бездумными глазами.
– Куда едем? – спрашиваю бездушно.
– Домой. Ты ведь умоляла взять тебя, игра подошла к финалу.
«Игра подошла к финалу» – эти слова отдаются эхом в моей голове. Страшнее, больнее, стыдливее то, что под этой фразой Кузнецов имел в виду: а я говорил. Да, он говорил, что я буду его, это лишь был вопрос времени. Удивляет моё спокойствие, накрывает какая-то апатия после той сцены несколько минут назад, что нет ни сил, ни желания возмущаться. Я уже проиграла там, на капоте Мустанга шесть девятого года. А может и раньше, когда сама вешалась на его шею во дворе его дома. Или когда ждала его появления в гостинице. Когда он начал мне сниться, оккупировал все мои мысли, заставив постоянно о нём думать.
Я проиграла.
Жертва попала в ловушку охотника давно, чертыхалась, билась, рыдала, ожидая скорой смерти. Обидно, что клетка была открытой, но жертва не убежала, ведь знала, что охотник найдёт. Такие, как Кузнецов, не сдаются, и дело не в большом необъяснимом притяжении, а в простом азарте. Победой он показывает своё превосходство и силу.
